Свадебный марш на балалайке

Маргарита Южина Свадебный марш на балалайке

Глава 1 Скандал в аистином гнезде

Он топил мотоциклиста с остервенением и злостью. Ему казалось, что именно этот навороченный байкер тревожил по ночам несчастных старушек и обижал женщин. Сколько же можно! Наказать! Непременно наказать! Утопить! И пусть ему будет больно! Но вершить справедливость было нелегко: сначала он еле отодрал мерзкого наездника от мотоцикла, а потом тот никак не хотел топиться! И все же зло должно быть наказано!

– Дуся! Дусенька, сынок, хватит играть, мама волнуется! Вода уже, наверное, остыла. Хорошо промой ножки! Слышишь маму?! – раздался за дверью ванной голос матери. – Открой мне двери, я тебе головку помою!

Дуся надулся, точно краснозобая лягушка. Еще чего! Ему уже тридцать шесть лет, а мать каждый раз пытается прорваться помыть ему голову.

– Мам, я сам, – протрубил он и принялся лить на голову детский шампунь без слез.

– Дусик! Не забудь ушки помыть! – дергала мать ручку двери.

– Опять, что ли? Я утром мыл! Так никаких ушей не напасешься, – гудел из ванной недовольный бас.

Однако мама, пышнотелая Олимпиада Петровна, теперь подглядывала в щель, и плюхаться в воде дальше не было никакой возможности. Дуся выудил из воды игрушечного мотоциклиста и перенес его казнь на следующий раз, намылил толстые сарделечные пальцы и затолкал их в уши. Голос матери за дверью стих. Наверняка уже половина девятого и маменька уселась смотреть новости. Дуся не ошибся: когда он вошел в комнату, точно борец сумо – в одной набедренной повязке, – Олимпиада Петровна, приникнув длинным носом к самому экрану, впитывала последние известия.

– Мама, а где теплое молоко? – капризно накуксился Дуся.

– Сыночек, Дусенька, потерпи две минуточки, – заблеяла мать. – Сейчас мама посмотрит, какая у тетеньки прическа, и пойдет согреет сыночку молочка. Подожди, Дусик.

Дусик решил наказать нерадивую мать и, театрально вскинув голову, поплелся на кухню. Между прочим, могла бы про прическу и не напоминать! Это именно он, сын, стал жертвой ее страсти к пышным шевелюрам. Матушка работала гардеробщицей в стоматологии, и какая-то, видимо, слишком обозленная пациентка притащила Олимпиаде Петровне мазь для бурного роста волос. Неизвестно, что матушке ударило в голову: волосы на голове ее сына еще держались, – но она притащила эту лечебную смесь и в тот же вечер густо удобрила шевелюру Дуси. Месиво воняло несвежей рыбой, куриным пометом и лимоном, голову жгло нещадно, но Дуся терпел. И зря. После положенного срока мазь они смыли вместе с волосами. Теперь уже прошло несколько лет, но волосы принципиально отказываются расти. Нет, они растут, но совершенно несолидно: постоянно вырастает только реденький кучерявый хохолок посреди головы, все остальное остается гладким и блестящим, как больничный плафон. И вот теперь матушка даже не сподобилась погреть сыну молока из-за чьей-то там прически. Он, конечно, пойдет выпьет молоко из холодильника, и пусть у него простудится желудок!

По ушам Дуси резанул дикий звук, напоминавший карканье ворон у мусорных бачков. Дуся насторожился, а когда тот же звук снова повторился, он уже резво выскочил в комнату.

Мать сидела все там же – перед телевизором, – глаза ее вылазили из орбит, а руки шарили по голубому экрану. Олимпиада Петровна силилась что-то сказать, но из горла вырывалось только карканье.

– Мамусик, ты испортишь телевизор, – подошел Дуся и в следующую секунду чуть сам не закаркал.

На экране был очередной выпуск передачи «Какие люди у нас на блюде!», и ведущая, тощенькая брюнетка в морковном пиджачке, брала интервью у самого… Дусика!

– По… чему ты не сказал мамочке, что тебя вы… пустили в эфир? – просипела Олимпиада Петровна. – Я бы тебе… пирожков на дорожку испекла.

Мать уже отошла от первого шока и стала прислушиваться к разговору. Дуся же уставился на экран и силился припомнить, когда же он умудрился попасть на известную передачу. Память ехидно подсовывала только рабочие будни и пресное пребывание с матушкой в последние дни.

– Дуся! Мальчик мой! Что ты мелешь?! Что ты несешь, гад такой?! – вслушиваясь в телевизионную речь сына стремительно бледнела мать. – Дуся! Какой черт тебя тянет за язык?! Евдоким! Чем тебе помешал наш губернатор?! О боже! А… твой главный?.. Лучше бы ты немым родился…

Дусин хохолок на голове встал дыбом – с экрана публично он крыл всех и вся последними словами, начиная с высших эшелонов власти и заканчивая собственной матерью. Огромный кусок выступления был посвящен его непосредственному начальству.