Она послушалась, и через несколько мгновений все помещение наполнилось паром. Громко смеясь, девушка подставила лицо под струи пара, и ее почти тотчас же окутало густое облако.
— Боже! — воскликнула она. — Это и в самом деле похоже на церковь в разгар июля!
Герцог рассмеялся, наблюдая за ней. Она так отличалась ото всех женщин, которых он встречал прежде, — а встретил он их немало. Решительность и упрямство Аннабел были просто невероятны, но за ними скрывалось по-настоящему ранимое сердце.
Но если честно, то в данный момент он считал сердце Аннабел далеко не самой захватывающей частью ее анатомии. Из-за горячего пара ее просторное одеяние прилипло к телу, и Кристиан не мог отвести глаз от роскошных форм девушки, образованных отнюдь не корсетом, поскольку влажная ткань явно свидетельствовала об отсутствии оного. Как и чего-либо еще.
Но она, казалось, даже не подозревала о том, как предательски обнажила ее влажная одежда. Продолжая смеяться, Аннабел потянулась за бутылью и сделала глоток «Лунного сияния». Когда же поставила сосуд обратно на пол и взглянула Кристиану в лицо, то сразу же замерла, внезапно почувствовав, что страсть накрывает их обоих с головой.
— Нам нужно идти, — выпалил Кристиан, борясь с желанием удариться головой о стену. — Прямо сейчас, быстрее…
— Полагаю, что так. Ведь завтра… Завтра день моей свадьбы.
Ему не хотелось думать об этом, и он решил, что сейчас в последний раз попытается отговорить ее. Но тут она снова подняла на него глаза и прошептала:
— Кристиан…
Он с трудом перевел дыхание.
— Да, слушаю.
— Кристиан, вы действительно думаете, что Бернард отступит, если король Эдуард вдруг захочет… уединиться со мной?
Ответить утвердительно было бы выгоднее, и все же герцог, не желая лгать, ненадолго задумался. Однако раздумья нисколько не изменили его ответ.
— Да, — твердо произнес он. — Да, Аннабел, я думаю, что он отступит.
— Вы, должно быть, ошибаетесь, — прошептала она.
Кристиан вспомнил о «Доме с бронзовой дверью».
— Нет, мне так не кажется. — Он шагнул к девушке, но тут же остановился. — Нам нужно идти, Аннабел, — повторил он.
— А вы? — спросила она.
— Я?.. — Боже, почему же ему так тяжело думать? Он провел ладонью по волосам. Кажется, это «Лунное сияние» превратило его мозги в кашу. — Не понимаю, о чем вы говорите.
Тут Аннабел вдруг заложила руки за спину, отчего ее грудь обозначилась еще более отчетливо, так что теперь герцог заметил под мокрым атласом очертания сосков. В горле у него пересохло, и он прохрипел:
— Аннабел, я… — Кристиан судорожно сглотнул. — Я не думаю…
— Вы поступили бы так же, если бы я была вашей женой? Что, если бы я вышла за вас, а король Эдуард пришел бы за мной? Что бы вы тогда сделали? — Она вдруг приблизилась к нему, так что ее грудь легонько коснулась его груди. — Вы бы тоже отступили?
— Нет. — Герцог решительно покачал головой. — Я бы вышвырнул его вон.
— В самом деле? — Аннабел посмотрела на него недоверчиво. Когда же она улыбнулась ему, он ощутил себя едва ли не рыцарем в сияющих доспехах. Хотя в то же самое время ужасно хотел сорвать с нее одежду.
— Да, но… — Он отпрянул, предпринимая безнадежную попытку отступить на безопасное расстояние. — Очень сомневаюсь, что я успел бы его вышвырнуть. Скорее всего вы бы сами сбили его с ног, заткнули ему рот кляпом и привязали бы к стулу раньше, чем я понял бы, что произошло.
Девушка рассмеялась, и ее лицо осветилось сияющей улыбкой. Кристиан же окончательно осознал: если ему не удастся заставить ее понять, что выходить за Рамсфорда — верх безрассудства, то очень скоро она уже не будет так же весело смеяться. От этой мысли сердце его болезненно сжалось, и он вдруг понял, что все-таки у него еще имелось сердце, которое к тому же могло болеть. И сейчас оно болело и за Аннабел, и за Эви, и за всех тех девушек, которые стали жертвами негодяев.
— Вы не должны этого делать. — Он схватил ее за руки, в то же время прекрасно понимая всю бессмысленность своих действий и слов. Как же ей объяснить? Как заставить понять, что ей предстоит испытать и во что она превратится? — Вы не должны выходить за Рамсфорда. А если вы выйдете за него, то совершите самую большую ошибку в своей жизни, поверьте мне.
— Откуда вам знать?
— Я знаю, и все. — Кристиан тяжко вздохнул. Не мог же он рассказать об Эви, о том, как несчастна она была с мужем, как несчастна была в Англии, когда на нее обрушилась жестокая реальность их брака. Он не мог объяснить, до какой степени Эви ненавидела дождь, унылые английские равнины и его самого, своего мужа. Пожалуй, больше всего она ненавидела именно его — за то, что он оказался таким лжецом, за то, что разбил ее сердце. Он не мог сказать, что до сих пор ненавидел самого себя — за то, что кутил во Франции, проигрывая состояние Эви в карты, когда она потеряла его ребенка, и за то, что не вернулся домой, чтобы остановить жену, когда та, не умеющая плавать, вошла в пруд.
Ничего этого он не мог рассказать Аннабел, но он мог поведать ей о Рамсфорде.