– Соня, не злись, я понимаю, что работа не из лучших, но в этом нет ничего оскорбительного, правда. Прости, что я затронула эту тему. Если бы я знала, что тебе это будет неприятно, я бы промолчала.
– Это, может, для тебя не оскорбительно, потому что такие, как ты, выросшие непонятно где, непонятно в каких условиях, не знают, что такое честь армянской девушки! – Соня резко поставила кофе на стол и убежала к себе в комнату.
Муж тети Мареты, который успел задремать, открыл один глаз, посмотрел на Арусяк и недоуменно спросил:
– А? Что случилось? Опять к Коле пришли?
– Ты спи, спи, – помахала рукой тетя Марета и поманила племянницу пальцем: – Пошли на кухню.
В полном недоумении Арусяк пошла за тетей. Марета указала ей на стул, села рядом и завела разговор. Начала она издалека и припомнила Арусяк, что ее мать Аннушка жила с Петром до того, как они поженились, что не делает ей чести в глазах родни. Не забыла тетка упомянуть и тот факт, что Аннушка постоянно ссорила брата с родственниками и отказывалась им помогать, в то время как сама жила распрекрасно. И наконец, по мнению Мареты, Аннушка вышла замуж за Петра не по большой любви, а исключительно ради денег.
– Так ведь у папы ничего не было, когда они поженились, – возразила Арусяк.
– Не было, но она сразу поняла, что мужик не без головы, а значит, денег заработает, если надо, – ехидно заметила Марета.
Арусяк пожала плечами:
– А при чем здесь мама?
– Ну как при чем? При том! Это же она тебя против Сони настроила! Кофточку подсунула маленькую, порником обозвала. – Марета испытующе посмотрела на племянницу.
– Да нет, – удивилась Арусяк. – Это Гарник так Соню назвал.
– Какой Гарник? При чем здесь Гарник?
– Да он ни при чем, он сегодня письмо мне принес на армянском, просил перевести на русский. Он президенту Путину письмо написал, понимаешь? А в письме на всех жаловался, вот и про Соню написал. Я полезла искать это слово в словаре, его там не оказалось, я решила, что так вы называете дворников, которые улицы подметают.
– Еще лучше. Как ты могла подумать, что моя дочь подметает улицы?! – хлопнула ладонью по столу Марета.
– Откуда же я знаю? – Арусяк было неудобно и стыдно.
– Ладно, с Гарником я еще разберусь, – разозлилась Марета.
– Дело твое. А что все-таки обозначает это слово?
– Про-сти-тут-ка, – шепотом сказала тетя.
Арусяк схватилась за голову и только сейчас осознала весь ужас происходящего. Представив, что сейчас думает дядя Ваго о Соне, Арусяк побелела как мел и стала поспешно собираться.
Попрощавшись с теткой, она выскочила во двор и побежала к обрыву.
– Арусяк, а у тебя на заднице штаны рваные, – захихикал ей вслед Коля. Он сидел перед гаражом, резался в нарды с Сониным мужем и периодически отпускал подзатыльники Сенулику, который носился вокруг со старым рулем от машины в руках и изображал из себя гонщика.
– Фиг с ними, со штанами. Отвезите Сенулика домой, у меня дело важное есть, – отмахнулась Арусяк и кинулась по лестнице вниз.
Всю дорогу до сада она бежала без передышки. Найдя знакомый лаз, Арусяк пролезла в сад и закричала что есть мочи:
– Дядя Ваго! Дядя Ваго, ты здесь? Это я, Арусяк!
Никто не отозвался. Тогда Арусяк схватилась за ветку абрикосового дерева и стала с силой трясти ее. Вскоре послышался топот и голос дяди Ваго:
– Мать твою так, кто здесь? Сейчас стрелять буду! – раздался щелчок затвора.
– Это я, Арусяк, не стреляй! – замахала руками Арусяк.
– Арусяк? Что ты здесь делаешь, дочка? – удивился дядя Ваго.
– Я пришла тебе сказать, что моя сестра Соня не порник, я все перепутала.
Арусяк отдышалась и рассказала Ваго всю историю: про письмо Гарника, про словарь, в котором не оказалось этого злосчастного слова, про то, как обидела сестру. Ваго слушал молча и крутил ус:
– Хм, это плохо, что она не порник, еще долларов двести мне бы не помешало! Хорошо, что все обошлось. Я тебе вот что скажу: если чего не знаешь, приходи, я тебе объясню. А пока на вот, возьми. – Ваго протянул Арусяк пакет с алычой. – Я под деревом собрал, которое вы трясли, не пропадать же, раз уже упали.
Арусяк поблагодарила, попрощалась и с чувством выполненного долга пошла к склону, с которого началось ее путешествие. Критически осмотрев склон, Арусяк поплевала на ладони и стала подниматься. Подъем оказался намного легче спуска; правда, пару раз ей все же пришлось остановиться и перевести дыхание. Вскарабкавшись на самый верх, Арусяк посмотрела вниз.
На краю сада возле сторожки сидел у костра дядя Ваго и смотрел на нее. Арусяк помахала ему рукой. Он помахал в ответ, подбросил в огонь веток и пошел в домик приводить себя в порядок. Вечером, согласно расписанию, Ваго ожидал визита Нвард и очередного сеанса излечения души и бренного тела. Достав из кладовки бутыль вина, Ваго вытер с нее пыль, а потом бережно, как древнюю вазу, потом поставил на стол. «Эх, хороша жизнь!» – подумал он.
Арусяк прижала руки к задним карманам, на которых зияли две дыры, и побежала по направлению к девятиэтажке.
– Почему ты не приехала с Сенуликом? – удивилась бабушка, когда Арусяк вошла в квартиру.