— Только любовь, — задумчиво добавил старик. — Но потом случилось несчастье. Я изменил ему, своему другу. Вы понимаете, о чем я говорю. Это не было даже серьезным увлечением. Так, маленькая любовная интрижка. Но мой могучий друг, с которым мы пережили не одну смертельную опасность, не выдержал…
Старик начал делать судорожные глотательные движения. Валентин, поспешно налив стакан воды, капнул туда каких-то капель, и старик сделал два глотка.
Успокоившись, он продолжил:
— Да, мой могучий друг не выдержал моей измены и добровольно ушел из жизни. Мой поступок отравил мне существование. Несколько раз, будучи на краю отчаяния, я хотел последовать за ним, но каждый раз его голос останавливал меня. Выполняя его волю, я остался на земле до тех пор, пока… Вы, конечно же, слышали о фонде Гугенройтера? — неожиданно спросил старик.
— О, разумеется, — поторопился ответить Леня. — Пианисты, художники, писатели.
— Да, этот фонд поддерживает талантливых людей. Но это частности. Главное его предназначение не в этом. Фонд должен нести людям свет любви. Им должны распоряжаться только те, кто сам несет по жизни этот немеркнущий светильник — дар любви и верности. Из бесчисленного количества людей я выбрал на эту роль вас. Мои сотрудники, — старик кивнул на Валентина, — пусть вас это не обижает, тщательно проверили, если это как-то можно проверить, крепость ваших семейных уз. И я с облегчением передаю вам бразды правления фондом. Руководствуйтесь велением сердца, оказывайте помощь тем, кто ведет людей дорогой любви. А теперь извините. Я устал. Прощайте, друзья, и помните, что я вам сказал.
Валентин развернул кресло. Друзья почтительно встали, провожая старика.
Оверкиль
Весь день Саша и Леня мотались по городу, отрабатывая звание «Лучшей пары года». Они разрезали голубую ленточку на открытии небольшой уютной гостиницы с бильярдным залом и превосходной сауной, побывали на традиционной рождественской выставке концептуальной живописи и скульптуры. Из всей неразберихи пластмассовых полостей и плоскостей, замысловатого ржавого железа и верхней одежды, пропитанной каким-то космическим составом, делающим ее огнестойкой, Саше запомнилась «мужская электрическая лампочка». Правда, почему она именно мужская, сказать было трудно, и Леня оспаривал этот факт с автором концепции, бородатым и толстым малым в тельняшке, оказавшимся русским украинцем из Питера. Они выпили с парнем две бутылки водки, но тот никак не мог взять в толк, как это — не понять такую простую вещь, как мужская электрическая лампочка.
— Их женских-то и не делают совсем, — сказал он друзьям по секрету. — Пытались, не получается. Вот сколько хочешь лампочек возьми, хоть здесь, хоть в России, хоть в Америке, все они будут мужские. Это кошмар какой-то — все равно как в мире существовало бы одно Добро, без Зла. Но по уму, по замыслу Создателя, в природе должны существовать и женские лампочки, и я обязательно ее найду. Только как их отличишь? — неожиданно трезво посетовал художник в конце дискуссии. — Ведь они, заразы, совершенно одинаковые.
Приехав поздно вечером домой, Саша, не раздеваясь, прошел к камину и попытался уложить на каминную полку четыре лампочки мужского достоинства, подаренные щедрым художником в тельняшке, но лампочки не держались там и скатывались.
— Да плюнь ты на них, — посоветовал Леня, достав из холодильника две бутылки пива и усаживаясь перед телевизором, — иди лучше пивка выпей.
— Они могут разбиться, — сказал Саша, рассовывая лампочки по карманам.
— Ну и черт с ними, я тебе еще куплю. Может, среди них и женская попадется.
— Нет, — недоверчиво помотал головой Саша, — не попадется, слышал, что художник сказал? Нету их в природе, женских лампочек.
— Все дело в концепции, — заметил Леня, отхлебывая пиво и переключая каналы в поисках чего-нибудь, что можно смотреть под пиво: какого-нибудь кровавого триллера или боевика с мордобоем.
— То есть как это, в концепции? — спросил Саша, с трудом открывая бутылку пива ключами от машины.
— Ну, например, существует концепция, что в природе существуют только мужские лампочки, а женских в природе нет. Хотя это чепуха.
Саша возмущенно замахал руками.
— Ладно, примем как рабочую гипотезу. Бывали концепции и похуже. Так вот, я выступаю с альтернативной концепцией: существуют только женские лампочки, а мужских вообще нет. Что ты на это скажешь?
— Ну, ты вообще, — замотал головой Саша, совершенно обезоруженный и раздавленный цинизмом друга. — Художник же говорил одно, а ты говоришь совершенно другое. Как у тебя язык только повернулся? — сокрушенно сказал он. — А ведь ты тоже ему поверил?
— Я притворялся, что ему верю, потому что у нас хорошо под разговор водка пошла, а вообще мне эти лампочки… до лампочки. Я их видеть не могу, как только я понял, что они могут тоже быть, как люди, мужского рода и женского. Я их возненавидел. Дай я их расколочу к чер — товой матери! — потянулся Леня к лампочкам.
Саша загородил их руками и решительно сказал:
— Не дам!