Свадебный салон ведьмы Агаты

Последние слова бабушки стали растягиваться и удаляться. Все вокруг застыло, а потом резко закружилось. Я поняла, что смещаюсь в следующий важный эпизод прошлого. «Неужели бабушка Лиза была против свадьбы моих родителей? Только потому, что та была не из знатного рода?»

Пространство вокруг снова замедлилось, и я стала осматриваться. Там была мама и мой отец. Они стояли посреди конюшни нашего родового замка. Папа не слишком изменился с тех пор, в свои четыреста с лишним лет оставался статным и весьма красивым колдуном. В молодые годы он был таким же, только одежда, прическа и борода были пострижены по той моде. Я видела их достаточно четко, лишь иногда пространство вокруг подрагивало, но мое присутствие было незримым. Они обнимались. Мама стояла ко мне спиной. Я поняла, что снова не слышу ничего и сконцентрировалась, чтобы улавливать звуки.

Я поняла, что Амелия плачет, а отец утешает ее.

— Ей просто нужно время, любимая. Ты сможешь простить ее?

— Она никогда не примет меня… Для них я — двоедушница, — сквозь слезы говорила она. Папа еще крепче прижимал ее к себе, гладил ладонью по ее волосам.

«Двоедушница? — повторила я за ней полушепотом. — Что это значит?»

— Просто нужно подождать, — утешал отец.

— Нечего ждать. Уйдем со мной? Сбежим от них…

— Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь меня? Отречься от рода?? Но Амелия…

Мама перестала рыдать и посмотрела на него.

— Ты лучше отречешься от меня? От нашей любви? — тихо спросила она и убрала его руки со своих плеч.

— Зачем ты заставляешь меня делать этот выбор?

— Тогда нам не по пути…

Все вокруг снова закружилось, смешалось, голоса исказились. Я поняла, что опять смещаюсь во времени, но уже не обращала внимание на эти перемены, а лишь думала.

«Как она сказала… Двоедушница? А отец… Он отпустил ее, потому что так хотела бабушка Лиза? Как же так?»

Я хотела дослушать их разговор, узнать, что было дальше, но меня снова перебросило. На этот раз я оказалась стоящей напротив толпы людей. Все они что-то кричали, сыпали оскорблениями и упреками, спорили между собой.

— Это она! Она всю худобу перевела! — гневно кричала какая-то бабулька в платке и в запятнанном высохшей кровью и навозом переднике.

Мне стало не по себе, и я попятилась, но тут же опомнилась, что люди меня не видят. Они кричат не на меня. Я осмотрелась и поняла, что стою прямо возле нее — моей мамы. На ней было просторное платье простого кроя, она растерянно смотрела на людей, выкрикивавших гадости в ее адрес и пыталась что-то говорить им. Даже несмотря на свободный крой ее одежды я заметила слегка округлившийся животик.

— Да что вы взъелись на Амельку, она ж лечит всю округу! Добрая она! Знахарка! — вступилась вдруг другая женщина, полноватая, с толстой косой, сплетенной венком вокруг головы.

— Ведьма она! Молчи, Оксанка. — закричал какой-то мужик на заступницу. Оксана смолкла и отошла в сторону.

— Я же всегда всем помогала! И скотину вашу лечила! Я не при чем тут… — оправдывалась мама, заглядывая людям в глаза, взывая к их благоразумию.

— Ага! Как же! Не при чем! А твои коровушки-то здоровехоньки пасутся, им мор нипочем! Как же так?

— Да! Это все ее рук дело! Она мор навела! С Сатаной погуляла, ведьма…

Мама стояла перед этими людьми такая беспомощная. Мне так хотелось поддержать ее, обнять, закрыть собой, но я не могла. Я лишь провела ее взглядом во двор.

Поняв, что ее не слушают, мама просто махнула рукой, закрыла калитку и побежала к хате. Она плакала. Люди еще долго кричали у нее под забором, но вскоре стали расходиться. Мне хотелось пойти за мамой, но я не могла передвигаться. Как вдруг в толпе я заметила знакомый силуэт в черном плаще. Это была женщина. Она говорила что-то той тетке, которая единственная заступилась за маму из толпы односельчан. Лишь на мгновение женщина приспустила капюшон, и я увидела ее довольное лицо и тонкие губы, растянутые в улыбке.

«Бабушка… Опять она. Что она здесь делала?»

Я не успела додумать цепочку своих умозаключений, как оказалась внутри мазанки. Мама лежала на кровати и истошно стонала. Возле нее суетилась та самая Оксана и что-то бормотала. Я сконцентрировалась на звуке и услышала крики мамы, корчащейся в родовых муках, а в окна с раскатами грома и завываниями ветра рвалась буря. С каждым раскатом, казалось, в домишке все ходит ходуном.

Мама вся в поту рожала меня, а Оксана бегала вокруг нее, протирала ей лоб влажной тряпочкой, расплетала ей косу, приговаривала какие-то молитвы или заговоры.

— Ох же ж, Амеля, угораздило тебя рожать в Вальпургиеву ночь-то… Свят-свят-свят… Ох, не к добру для дитяти… Не к добру… Тужься, девочка, тужься, скоро все кончится…

Спустя минуту комнату заполнил плач младенца. Повитуха приняла дитя, а мама умолкла и тяжело дышала.

Я, как завороженная наблюдала за этим чудом. Как я появилась на свет…

Сильный порыв ветра распахнул окно, и струи дождя стали заливать стоящую внизу лавку и пол. Плач ребенка вырвался наружу и приглушился раскатом грома.

— Ох, не к добру… Разгулялась нечистая сила… — бормотала Оксана, поднося маленькую меня матери, а сама кинулась закрывать окно.