- Сохрани нас Бог! - вскипела она. - Можете вы мне объяснить, почему было необходимо встречаться с этим человеком вне дома? Верхом на лошади? Во время грозы? Вы никогда не слышали, что существуют гостиные? - Элизабет замахала на него руками. - Ладно. Даже и не пытайтесь объяснять. Просто счастье, что ваша ослиная голова оказалась такой крепкой, а то ведь вы могли и погибнуть.
Проклятие, он должен проучить эту женщину за непочтительность! Остин открыл рот, но, прежде чем он успел что-либо сказать, она заметила:
- Хорошо еще, что вас не застрелили.
Он удивленно посмотрел на нее:
- Застрелили?
- Да. В своем видении я определенно слышала выстрел, но думала, что это гром... И в то же время чувствовала дыхание смерти. Очень сильно. - Ее лицо помрачнело. - Вы уверены, что это гром испугал Миста? Это не мог быть выстрел?
"Нет", - готово было сорваться с губ Остина, но что-то в ее лице остановило его, и он задумался над вопросом.
- Все произошло так быстро. Я помню молнию, раскат грома... затем я падаю. Кажется маловероятным, чтобы кто-нибудь охотился во время грозы.
- Да, наверное, так. Очевидно, я ошиблась.
- Очевидно. - Он кашлянул. - И я не упрям как осел.
Элизабет подняла бровь, демонстративно подчеркивая свое сомнение.
- Я думаю, то, что вы лежите здесь раненый, доказывает именно это. Впрочем, если вы предпочитаете, чтобы я называла вас упрямым как баран, буду рада оказать вам эту любезность.
- Я не предпочитаю, но...
- Я отказываюсь спорить с раненым, - перебила она. - Вам холодно?
- Холодно?
- Да. Это американское слово, означающее "не тепло". Вы промокли до нитки, а мне нечем вас укрыть.
Остин не сразу вспомнил, что действительно весь мокрый. Взглянув на Элизабет, он увидел, что она тоже промокла: платье прилипло к ее телу, словно было нарисовано на нем. Он устремил взгляд на ее грудь и отчетливо видимые острые соски.
Огонь пробежал по его телу.
- Нет, мне не холодно.
И действительно, с каждой минутой ему становилось все теплее. Словно зачарованный, он смотрел, как с каждым вздохом поднимается и опускается ее грудь. Он поднял глаза, и от того, что он увидел, у него перехватило дыхание. Тусклый свет фонаря освещал ее великолепные волосы. Масса ничем не заколотых локонов падала на ее плечи и атласным покрывалом спускалась по спине, достигая каменного пола, на котором она стояла на коленях. Остин тут же представил ее в своей постели, обнаженную, прикрытую только своими необыкновенными волосами, с улыбкой на соблазнительных губах.
Ее соблазнительные губы... Он посмотрел на них и, вопреки боли, которую он чувствовал во всем теле и которая ударами обрушивалась на голову, его охватила волна вожделения и страсти.
И в тишине раздался мучительный стон, который он не сумел сдержать.
- Очень больно?
Он скрипнул зубами и закрыл глаза.
- Вы и представить себе не можете.
Элизабет отодвинулась, и он услышал, как она что-то делает неподалеку от него. Он попытался усилием воли приглушить непроходящее желание. Представил себе, что она безобразна; убеждал себя в отчаянии, что не выносит запаха сирени. Все было бесполезно. Желание нарастало, и он снова застонал.
- Я хочу, чтобы вы выпили это, - сказала она. Остин открыл глаза. Она сидела рядом с ним и протягивала деревянную чашечку.
- Что это?
- Всего лишь смесь трав, корешков и дождевой воды. - Элизабет осторожно приподняла его голову, чтобы он мог пить. - Это облегчает боль. Слишком опасно пытаться добраться до дома, пока не прекратится дождь. А пока вам надо отдохнуть и набраться сил.
Существовало только одно средство для облегчения этой боли, и его не было в этой чашечке, но Остин выпил, потому что ее глаза дали ему понять, что возражений она не потерпит, а он слишком устал, чтобы спорить.
- Фу, - произнес он поморщившись, когда Элизабет опустила его голову, - никогда не пил такого отвратительного пойла.
- Оно и не должно быть вкусным. Оно должно быть полезным для вашего здоровья.
От горечи эликсира по его телу пробежала судорога.
- Наверняка эта гадость мне не поможет... - Но едва он произнес эти слова, как странная слабость овладела им, напряженные мускулы расслабились, боль утихла.
Остин посмотрел на нее и был поражен непритворной нежностью и беспокойством, которые увидел в ее глазах. Он не помнил ни одной женщины, кроме Каролины и матери, которая когда-либо смотрела на него с такой нежностью. Не в состоянии удержаться от желания коснуться ее, он поднял руку и погрузил пальцы в ее мокрые локоны. Каштановые пряди словно шелк ласкали его кожу.
- У вас красивые волосы. - Удивление, мелькнувшее в ее глазах, заставило его добавить:
- Конечно, многие говорили вам об этом.
- Да нет. Боюсь, что слово "красивый" и мое имя редко встречались в одной фразе.
- Красивые, - повторил он. - Мягкие. - Остин обвил прядью ее волос палец, поднес к лицу и вдохнул. - Сирень.
Элизабет беззвучно ахнула, и он подумал: что же она почувствует, если он коснется не только ее волос? Так ли перехватит у нее дыхание, если он проведет рукой по ее телу?