Сварог

Помнится, у них в десантном полку был среди срочников такой талант. Именно благодаря таланту и не вылезал с гауптвахты. Любил, понимаешь ли, охальник разыгрывать ротных офицеров, разговаривая с ними по телефону голосами вышестоящих начальников. А когда однажды он голосом министра обороны маршала Соколова разнес в пух и прах чем-то насолившего ему замполита, после чего последнего с сердечным приступом доставили в санчасть, артиста этого чуть не закатали в дисциплинарный батальон. Спас командир полка, которому позарез нужны были боевые эстрадные единицы для успешных выступлений на смотрах воинской самодеятельности…

Четверка спустилась со сцены и расселась в некоем подобии оркестровой ямы. Кстати, тут же нашел себе место и маленький оркестрик, состоявший из гитары, скрипки и барабана. Свет медленно померк, и тут Сварог вспомнил реакцию публики на премьеру первого фильма Люмьеров – тот, что про прибытие поезда, – наклонился к Рошалю и быстро прошептал:

– Умоляю, масграм, ведите себя пристойно. С места не вскакивайте, не охайте и не хватайте меня за одежду. Просто старайтесь получить удовольствие… Прелюбопытное зрелище, доложу я вам…

Ответ Рошаля заглушил оркестрик, грянувший вступление, но охранитель высказался в том смысле, что, мол, поразить его чем-либо уже сложно.

Тем временем над головой затрещал проектор, и на экране замелькали первые кадры. И в самом деле – наверное, окажись Рошаль в кино сразу после Гаэдаро, удивлению его не было бы предела, пришлось бы долго убеждать мастера охранителя, что магия тут ни при чем, что все это творение рук человеческих. Однако после того, что видел и претерпел Гор Рошаль на долгом пути из Гаэдаро до Короны, его и в самом деле удивить было трудновато – будь то телефон, автомобиль или кинематограф. Рошаль воспринимал очередное чудо как еще один пункт в длинном перечне технических новинок и сейчас, впервые в жизни, смотрел кинофильм без всякого выражения на лице.

Удивительно, но на первых минутах просмотра охранителю, не имеющему возможности сравнивать, вернее всего, приходилось даже несколько комфортней, чем Сварогу. Сварог первые минут десять никак не мог привыкнуть к сопровождению немого, черно-белого, подергивающегося и чуть убыстренного изображения живыми голосами, звучавшими всего-то через несколько рядов от тебя. А тут еще голоса не всегда попадали в движение губ, чтецы то и дело отставали от персонажей и потом торопливо наверстывали текст. И непрерывно – то тише, то громче – звучала музыка: оркестрик целиком или соло на одном из инструментов. Все это на первых порах отвлекало от вдумчивого просмотра. Ладно хоть фильм попался не заумный, не для снобов, а вполне китчевый… и даже наводящий на определенные размышления.

Сюжетец фильма был незамысловатый, так сказать – легко усвояемый. Дело заключалось в следующем. Маг со знакомым [именем] Визари вел войну против существующего порядка. Целью мага было посеять среди людей смуту и безверие, ввергнуть мир в хаос и, в конечном счете, сделаться единоличным правителем мира. Визари поклонялся какому-то гнусному шестирукому и обезьяноподобному божеству, имени которого упорно не называл, а обращался к нему «О Величайший и Злотворящий». Божество наделяло Визари магической силой, а в ответ требовало человеческих жертвоприношений. К тому же все отправляемые магические ритуалы были построены на крови, так что крови постоянно не хватало. Маг обитал на каком-то скалистом острове, таинственном и мрачном, и оттуда ежедневно его слуги на аэропилах, похожих на хищных птиц, разлетались в поисках новой крови во все концы планеты. Похищенных мужчин убивали на алтарях для жертвоприношений, женщин же заточали в подземелье, где они рожали детей от слуг мага Визари. Младенцев у матерей, разумеется, отнимали и тоже приносили в жертву ненасытному божеству. Как раз сейчас шла сцена, где одна из очаровательных пленниц в подземной келье возлежала на роскошной кровати, под воздушным одеялом, с одним из мускулистых слуг мага – которого сумела в себя влюбить.

– У нас еще есть месяцев пять. Потом тебя должны будут… ты сама знаешь, – с пафосом говорил мужчина, и его рука перебирала ее длинные русые волосы.

– И я больше не увижу своего ребенка, – рыдала несчастная узница – впрочем, достаточно аккуратно, чтобы не поплыла щедро наложенная косметика. – И тебя я больше не увижу!..

– А я твоего малыша не увижу вообще никогда!

– Ты знаешь, я бы отдала руку или почку, даже то и другое и половину сердца за то, чтобы вырваться из этого кошмара и пускай недолго, пускай совсем чуть-чуть, пожить по-человечески. Он, ты и я. Где-нибудь в глуши, где нет людей… Что-нибудь сегодня произошло? Ты какой-то… мрачный.

– Я весь день думаю о том, что как хорошо было в прежнем мире – где нет места магии и чародейству, где законы природы неизменны, понятны и служат человеку… Будь проклят этот мерзкий колдун, который поломал жизни стольким людям!