Наши поднаторевшие в транспортировке ранбольных санитары, ловко перенесли его на носилках в нашу, дезинфицированную насколько возможно операционную и, раздев, обтерли сначала мыльными, а затем просто влажными губками, уложили на отскобленный и обеззараженный спиртом дубовый стол. В латунном лотке на шипящем примусе в это время кипятились хирургические инструменты. Мы с Виллие привычно, а потому споро переоделись в белые кипяченные медицинские халаты и шапочки, надели марлевые маски, а вот с облачением в спецодежду Ларрея пришлось повозиться. Наполеону в это время два санбрата ловко обрабатывали операционное поле 5%-ным раствором йода. Ларрей старался держаться солидно, но то и дело стрелял любопытным взглядом на наши манипуляции.
У меня мелькнула шальная мысль и я Сунул руку в карман, где всегда держал кубик-рубик: - Ваше Величество, а вот, чтобы Вам было чем занять голову Вот посмотрите, - я три раза крутанул грани головоломки: - Вот это надо сюда, вот это сюда - Вы так отвлечетесь, а остальное наше дело.
Я подошёл к рукомойнику, прикрепленному к столбу, взял кусок мыла, Быстро вымыл руки. Ларей с интересом наблюдал: Зачем?
- Месье Доминик, я Вам потом объясню. А сейчас я и Вам рекомендую сделать то же самое - ведь чистые руки ещё никому не повредили, - улыбнулся я.
Ларрей пожал плечами, но руки вымыл.
Выбитый шрапнелиной тазобедренный сустав Ларрей вправил виртуозно, тут нам с Виллие было чему поучиться, Наполеон только чуть дернулся от боли, но дальше французский лекарь лишь ассистировал нашему доктору.
Сложили кость, почистили рану и сшили края, наложили гипс. Ларрей всё схватывал на лету, то и дело удивленно поводил головой.
После операции, когда Бонапарта перенесли обратно в царскую палатку, Виллие дал выпить пациенту стакан настоя жаропонижающего салицила, добытого нами из коры тополя и вколол в бедро противовоспалительное, пенициллин. Что неимоверно заинтересовало французского медика: во-первых шприц, нами усовершенствованный, а во-вторых вводимые лекарства. Вопросительно поглядел на меня.
- Не переживайте, месье Ларрей, через три часа Наш доктор зайдёт ещё раз, дать выпить лекарства сделать такой же укол. Потом ещё. А показателем состояния послужат - Вы сами увидите: если у Его Императорского Величества не появится жара и не поднимется температура - то значит нет и заражения, ведь Вы же это прекрасно знаете. И к завтрашнему утру его здоровье должно стабилизироваться. Ну а ампутировать ногу Вы же всегда успеете, верно?
- Это очень серьёзный шаг, месье Резанов, пожевывая губы покачал головой главный наполеоновский хирург, - мы рискуем жизнью Императора Франции.
- Рискуем, - согласился я, - но ведь он сам дал нам такое право.
- Ааа, что он понимает в медицине, - махнул рукой Ларрей, который всё ещё продолжал сомневаться.
На другой день возбужденный французский хирург поджидал меня у штаба русской армии, когда я уходил от главного интенданта: - Месье Резанов!
- Да, месье Ларрей.
- Вы оказались правы: сегодня у Бонапарта уже появился хороший аппетит. Он прекрасно кушает. И - никакой температуры! Что за лекарство Вы применяли?
- Месье Доминик, - я доверительно наклонился к собеседнику, - Позвольте нам сохранить эту тайну. Ну, новое лекарство - Ведь Вы же знаете - такое же достояние государства, как новое оружие. Но, Будьте благонадежны, если недоразумения между Россией и Францией успешно разрешатся, то и лекарства - я уверен - Франция эти Новые также получит.
- Ах, да-да! - стукнул себя по лбу медик, - Его Императорское Величество Бонапарт передал восхищение Вашим врачебным искусством.
- Эх, месье Ларрей, восхищение сильных мира сего порою дорого обходятся нам, простым смертным...
Наполеоновский хирург понимающе кивнул. И, явно смущаясь, добавил: - А ещё мой пациент очень хотел Вас видеть, чтобы проконсультироваться по складыванию Вашего рубика.
- Непременно зайду, месье Ларрей! - засмеялся я, - Вот такой интерес мне больше по душе.
Всю первую половину дня 9 февраля, после утренней пробежки, зарядки с бойцами, завтрака я потратил на приведение роты в порядок, замену испорченного снаряжения, пополнение боезапаса - что бы ни происходило, а подразделение должно быть боеготовым.
Когда отдыхая чесал язык с бойцами роты, вдали послышался шум приближающейся большой массы людей: вначале напоминающий рокот прибоя, из которого всё чаще прорывались то гул голосов, то лошадиное ржание, то позвякивание металла, но разбираться недосуг, я ушел в штабную палатку сводить баланс в ведомостях - провались она пропадом, эта интендантская обязанность!
Я сидел в штабной палатке, в выгороженном для меня закутке - кабинете , просматривал принесенные Фернандо, взвалившем на себя и в роте роль секретаря, документы. Необходимо было много подписать.