«Сварщик» с Юноны 2 или Медведь просыпается

- Не переживайте, месье Ларрей, через три часа Наш доктор зайдёт ещё раз, дать выпить лекарства сделать такой же укол. Потом ещё. А показателем состояния послужат - Вы сами увидите: если у Его Императорского Величества не появится жара и не поднимется температура - то значит нет и заражения, ведь Вы же это прекрасно знаете. И к завтрашнему утру его здоровье должно стабилизироваться. Ну а ампутировать ногу Вы же всегда успеете, верно?

- Это очень серьёзный шаг, месье Резанов, пожевывая губы покачал головой главный наполеоновский хирург, - мы рискуем жизнью Императора Франции.

- Рискуем, - согласился я, - но ведь он сам дал нам такое право.

- Ааа, что он понимает в медицине, - махнул рукой Ларрей, который всё ещё продолжал сомневаться.

На другой день возбужденный французский хирург поджидал меня у штаба русской армии, когда я уходил от главного интенданта: - Месье Резанов!

- Да, месье Ларрей.

- Вы оказались правы: сегодня у Бонапарта уже появился хороший аппетит. Он прекрасно кушает. И - никакой температуры! Что за лекарство Вы применяли?

- Месье Доминик, - я доверительно наклонился к собеседнику, - Позвольте нам сохранить эту тайну. Ну, новое лекарство - Ведь Вы же знаете - такое же достояние государства, как новое оружие. Но, Будьте благонадежны, если недоразумения между Россией и Францией успешно разрешатся, то и лекарства - я уверен - Франция эти Новые также получит.

- Ах, да-да! - стукнул себя по лбу медик, - Его Императорское Величество Бонапарт передал восхищение Вашим врачебным искусством.

- Эх, месье Ларрей, восхищение сильных мира сего порою дорого обходятся нам, простым смертным...

Наполеоновский хирург понимающе кивнул. И, явно смущаясь, добавил: - А ещё мой пациент очень хотел Вас видеть, чтобы проконсультироваться по складыванию Вашего рубика.

- Непременно зайду, месье Ларрей! - засмеялся я, - Вот такой интерес мне больше по душе.

Всю первую половину дня 9 февраля, после утренней пробежки, зарядки с бойцами, завтрака я потратил на приведение роты в порядок, замену испорченного снаряжения, пополнение боезапаса - что бы ни происходило, а подразделение должно быть боеготовым.

Когда отдыхая чесал язык с бойцами роты, вдали послышался шум приближающейся большой массы людей: вначале напоминающий рокот прибоя, из которого всё чаще прорывались то гул голосов, то лошадиное ржание, то позвякивание металла, но разбираться недосуг, я ушел в штабную палатку сводить баланс в ведомостях - провались она пропадом, эта интендантская обязанность!

Я сидел в штабной палатке, в выгороженном для меня закутке - кабинете , просматривал принесенные Фернандо, взвалившем на себя и в роте роль секретаря, документы. Необходимо было много подписать.

Около двух часов пополудни снаружи послышался характерный топод копыт множества коней, затем перебранка на повышенных тонах, невнятное чавканье и стукв деревянную стойку на входе, заменяющий стук в дверь: - Ваше высокоблагородие, Разрешите? - послышался голос одного из рекрутов, отобранных нами из бывших Суворовских солдат и отличившийся вчера отвагой.

- Заходи, Архип.

Вошёл мужик средних лет, коренастый, в Советской форме, которая достаточно быстро на нём обмялась.

- Ваше высокоблагородие, Разрешите доложить!

- Докладывай.

- Там Немчура припёрлась.

- Что хотят?

- Хотели пушки забрать, взятые нами вчерась с бою.

"Зря надеялся, что до этого не дойдёт", - подумал я, а вслух хмыкнул:

- Да ну?! И что?

- Ну как что - не дали мы им конечно. Так они за пистоли хвататься. Ну ребята Их и поваляли с коней.

- Ну и?

- Один шибко ругается, начальство требует.

- Ну давайте его сюда.

- Есть, Ваше высокоблагородие! - вытянулся солдат, приложил руку к пилотке, которые бойцы втихаря предпочитали носить в расположении вместо шапок с явным удовольствием повернулся вокруг через левое плечо, даже каблуками прищелкнул и спустя минуту втолкнул бузотера. Вошедший споткнулся и, чтобы не упасть, сделал несколько торопливых шажков. Зажмурился от яркого света керосиновой лампы, силясь осмотреться. Выглядел он классическим пруссаком: сухощявый, с вытянутым тевтонским лицом, тщательно приглаженными белесыми волосами и с моноклем на шнурке в левой глазнице, глаз, увеличенный стеклом, походил на выпученный птичий . Зеленый мундир с пестрыми красными и синими вставками усиливал сходство с нахохлившимся попугаем, изрядно заляпан грязью. Особенно на левых колене и плече.

Я внимательно оглядел явившееся чудо, а тот понёс: - Как Вы смеете так обращаться с прусскими офицерами! - и так далее. Я слушал, слушал его словоблудие, а затем взял перо и принялся писать. Дождавшись окончания словоизвержения и ещё несколько минут после, поднял на него глаза: - И так: с кем имею честь?

Глаза посетителя метали молнии, из носа чуть ли не дым валил как у дракона: - Я потомственный прусский офицер! Майор Отто Ульрих фон Штильмарк. Личный адъютант генерала Лестока!

Я с любопытством присмотрелся к персонажу, с которым заочно был знаком. И с удовлетворением мысленно погладил себя по голове, поскольку примерно так его себе и представлял. А вслух проронил: