Дорогой ветерок малость развеял тяжкие думы, и Савелий наконец осознал то, что смутно беспокоило после неудачного, провального перехода. Чувствовал он необычную лёгкость в правой стороне тела. Там, где всегда ощущал Резанова. А сейчас будто гроздь шариков с гелием к плечу подвязали и Савелия прямо физически перекашивало на левый бок. Вокруг всё вдруг показалось чуждым, а люди малознакомыми, мотивы их непонятными.
- Ваше СоВеличество, - обратился к нему старшина поселения Верховье, - Ну как, а?
Савелий не знал, как ответить. Мало он вникал в иерархию взаимоотношений Резанова, которого до сего дня и воспринимал-то как обузу, а без его поддержки оказалось сложно ориентироваться в повседневности. Хозяин тела держал в голове кто на какой общественной ступени находится. Поэтому лишь неопределённо пожал плечом.
Вечером, маясь от бездействия, подошел к костру индейцев.
Шаман поинтересовался, благосклонно ли принял бледнолицего брата командора дуб. Савелий хотя и удивился проницательности индейца, вида не подал, вздохнув, признался, что не очень. Священнослужитель краснокожих согласно кивнул и на вопросительный взгляд пояснил, что Они-то с племенем тоже пришли к священному дереву и ждали знака. Знак Богов он расценил верно.
Савелий хотел было полюбопытствовать, а почему бледнолицего брата командора не предупредили, и тут же прикусил язык: А ведь его предупреждали, да он посмеялся. Вот и схлопотал!
Индеец, угадав его мысли, деликатно поведал, что посчитал командора Великим белым шаманом, ведь он вернул луну людям. А Мудрый Лис не самый сильный шаман.
Тут уж Савелий расхохотался, а недоумевающему собеседнику пояснил: - Пусть мой краснокожий брат Мудрый Лис не принимает этот смех на свой счёт. Командор смеётся над своей глупостью. Просто командор хорошо знает, как живёт луна.
Схватил камас, местный овощ, очень похожий на круглую репу и маленькую дикую вишню. И с их помощью показал раскрывшим от изумления, придвинувшимся индейцам, каким образом на небосводе движутся Земля и Луна. И как происходят затмения.
Шаман, а вслед за ним и некоторые другие его соплеменники, недоверчиво пощупали давно известную им псевдо-репу. Пляшущие по дровам костра языки пламени отбрасывали на лица всполохи света, которые, вкупе с резкими тенями, превращали обыденные посиделки в таинственный мир. Вечерняя послезакатная тишина и потрескивание сучьев добавили торжественности.
- Знающие люди моего племени, которых зовут учёные, могут даже предугадать, когда это событие произойдёт. Также уверенно, как хороший краснокожий охотник или воин всегда точно знает, куда попадёт стрела, которая ещё не сорвалась с тетивы его лука. А я, увы, предсказать затмения не могу, потому я и слабый шаман, - вздохнул Савелий, и поворошил угли хворостинкой.
Потом, встрепенувшись, с надеждой в глазах обернулся к собеседнику: - А Мудрый Лис знает, как задобрить Священный дуб?
Индеец задумчиво раскурил трубку, пожал плечами: - Духи-советники Мудрого Лиса никогда не говорили ему об этом. Но мои советники, как я уже говорил, не самые сильные. Поэтому моему бледнолицему брату командору стоит расспросить шаманов иных племён.
Савелия такой ответ мало устроил. Применяя навыки оперативника, выработанные на службе, где восклицаниями поощряя Мудрого Лиса, где как бы выражая недоверие, "он развёл" индейца на откровенность словно ребёнка.
И этот дитя природы выложил, что рощица сия священная для краснокожих. И шаманы всех племен считают долгом хоть раз в жизни посетить Священный дуб. "Ну, как христиане всего мира совершают паломничество в Палестину или мусульмане хадж в Мекку", - перевёл на понятный себе язык Савелий. Теперь ему стало ясно, отчего деревья в рощице такие древние, что состариваются и естественным образом сгнивают на корню. Ветра, из-за гор вокруг, туда не проникают, поэтому бурь, способных валить деревья, никогда не случается. А люди из суеверий опасаются даже веточку сломать.
Мудрый Лис кивком обратил внимание на желудь, который Савелий механически крутил в пальцах. И Савелий с юмором рассказал и о плоде Священного Дуба, и о свалившемся на тропу дереве. По морщинам, будто на печеном яблоке, Индейца пробежала судорога и он, словно от прокаженного, отпрянул от Савелия, забормотал: - Худой, шибко, шибко худой знак, мой бледнолицый брат командор!
Савелий сделал каменное лицо и медленно кивнул, но внутри смеялся над суевериями индейцев. Ну в самом деле, какой в падении созревшего желудями до основания сгнившего дерева знак? А стоило, ох стоило тогда подумать серьёзнее о "времени упасть".
Последующие дни Савелий осунулся, ходил сам не свой, ел второпях, без аппетита, иной раз забывал донести ложку до рта, совал обратно в тарелку и нёсся к дубу.
Секвойю кое-как разрубили, благо и внутри она насквозь прогнила, и оттащили с тропы.
Окружающие жалели сокесаря, но, не зная причин его мытарств, не понимали и чем пособить. А он раз за разом испробовав посетившую идею, сулившию исправление портала, возвращался понурый и злой, тут уж ему под руку не попадайся.