"Сварщик" с Юноны 3 книга (СИ)

"Ты про какую такую бумагу ребятишек с понтолыку сбивал?" - услышал я в голове ворчание Резанова.

- "А ты, Вашбродь, обратил внимание на опилки повсюду? Прямо на причале, на дороге в глину втоптаны, даже на площади за ногами тянутся".

- "Так верфь же, много пилят. Стройка опять же кругом", - словно мальцу неразумному съязвил совладелец тела.

- "Вот-вот, - будто не замечая сарказма, подхватил я, - А опилки это превосходное сырье для бумаги. А раз везде за ногами тянутся, значит, никто их здесь не убирает. Но это завтра уточним, я по старой памяти просто так предполагаю. Вот и замыслил пацанят к сему пристроить".

- "Да заняты, небось, у Кускова все при каком-либо деле. И потом, этож деревенские, овцы, свиньи, гуси, куры, огороды", - засомневался собеседник.

- "Верно говоришь. Но ты, видать, слишком был поглощен разговором с тестем, когда к Кускову кто-то из местных подходил с жалобами на проказы пацанов".

- "Не, не слыхал"

- "А я вот слыхал. И, стало быть, свободного времени у местных ребятишек хватает, коли на проказы силы остаются. Теперь представь, что нам удалось их энергию перенаправить в мирное, так сказать, русло? Да ещё с прибылью для колонии?"

- "Умно", - мотнул нашей общей головой сокесарь.

На моё счастье "Юнону", несмотря на ночь, всё еще продолжали разгружать, чтобы поскорее освободить место следующему судну. Я резво взбежал на борт, проворно переоделся и пятнадцатью минутами позже уже пробирался по площади, где гуляние шло в самом разгаре.

Чуть поодаль ото всех, рядом с не признававшими столы и стулья индейцами, усевшимися на шкурах, на постеленных прямо на траву войлочных кошмах, чинно восседали поразительно похожие на краснокожих казахи. Эту многочисленную семью, 87человек вместе с женщинами, стариками детьми, привез с собой Губайдулла Жангиров, Чингизхан, спасая от междоусобного гнева степного бая. А я уже придумал повод отправиться в Верховье, поближе к дубу-порталу.

- Салам алейкум, уважаемые, - приветствую полупоклоном с прижатой к сердцу ладонью, по традиции. Старики закивали, отвечая: - Салам.

Чингиз поднялся, здороваясь по-европейски: - Присядь с нами, твое совеличество.

Я чиниться не стал. После пиалы айрана начал: - Чингиз, сколько у нас провода для дальнописца?

Полчаса спустя после того, как отошел от дастархана кочевников, по-дворянски деликатно помалкивающий до того хозяин тела забрюзжал: "Сергей Юрьевич, объяснитесь любезный" - "А? Что?" - закосил я под дурачка. - "На кой понадобилось столь спешно прокладывать линию дальнописца в Верховье? Когда у нас тут дел невпроворот? Людей надобно пристроить, поиск пропавших судов обеспечить", - "Вашбродь, уймись. Людей Кусков пристроит, тут как-никак его вотчина. Да и пропажу ему поручим опять-таки и побережье, и поисковиков он всяко получше нашего с тобою знает. А связь позарез требуется, сам понимать должен".

Конечно, отмазка так себе, гнилая. Но чего ради стану выдумывать лучше, когда завтра-послезавтра буду дома!?

Полчаса спустя, с началом второго перерыва, над поселением мощно разнеслось из пневмоусилителя звукописца: "Я ходил по белу свету, знался с умными людьми...". И уже после второго куплета собравшиеся вначале вразнобой, но всё дружнее и дружнее подхватили: "Уж я к ней и так, и эдак, со словами и без слов, обломал немало веток, наломал немало дров".

А мне вдруг подумалось: "Интересно, а вспомнит ли кто-нибудь эту песню двести двадцать лет спустя, в мои времена?".

Глава 3: Похмелье

в которой Савелия от костности Резанова выручает туман

Наутро похмелье. Башка трещит, язык распух. Совладелец тела насупился, притих. В хате полутемно.

Но тут вспоминаю, что уже вечером могу попасть домой и мысли переключаются на продуктивное: нужно перво-наперво перебить жажду. Квасу что ли попросить. Так и похмелье отступит. Потом умыться. По-пояс. Холодной водой. Чтоб взбодриться. Помаленьку вернулась деловитость.

Превозмогая боль в висках, затылке и темени осторожно вытягиваю руку из-под Кончиты, которая сладко посапывает у меня на плече, и, стараясь сохранять равновесие, сажусь на постели, нащупал и кое-как натянул гершалки. Вытянул за цепочку луковицу часов, ну не сподобились пока наши часовщики сладить наручные, великоваты выходят. Стрелки показывают день, а в хате полутьма.

Встаю пошатываясь и поплёлся на гул голосов, в надежде найти выход. Ну хоть доски пола босым ступням приятны.

На веранде домохозяйка на керогазе, разожженном бойцом КОИ, жарит яичницу с беконом, восхищается удобной плиткой. От еды пока отказываюсь, от запахов становится дурно. Сую ноги в башмаки, приказываю ребятам взять воду, корец, захватываю полотенце, распахиваю дверь на улицу, застываю в изумлении.

За порогом молочная стена Машинально протягиваю ладонь пощупать, рука по локоть исчезает в тумане. Вот это да!

Слышу торопливые шаги, окрик часового, в дверной проём протискиваются Кусков, Губайдулла и два подростка.

Глава поселения моментально понял моё состояние, шепнул светловолосому парнишке на ухо, тот кивнул и сквозанул так резко, что туман заклубился следом.