На корсаре поднялась паника, команда кинулась на противоположенную сторону, где принялась прыгать за борт.
Я устами хозяина тела радиограмой подозвал батель, приказал отстреливать пожарных и стрелков, а бригантина обогнула вражеское судно. И вовремя.
Первая спасательная шлюпка уже коснулась воды и к ней отчаянно загребая руками рванулись утопающие. По ней-то Ерёма и жахнул по моему кивку.
Резанов во мне было возмутился, мол:
«Это же подло убивать беззащитных!» Но я рявкнул:
«Ты, Вашбродь, свои дворянские штучки брось! Ты не на балу: потанцевали и разбежались! Они-то нас не пощадили бы!» — но ощущая лицом страдания соратника, смягчил:
«Не по людям бьём, а по средствам доставки. Они ведь и на этих посудинах сильны и для нас опасны».
Спустя пару минут на чудом уцелевшем обломке носовой мачты задергалась грязно-белая тряпка, а над бортами отчаянно замахали безоружными руками. Теперь я устами Резанова отдал приказ прекратить огонь. А на батель радировали по возможности погасить полыхающий борт.
С «Юноны» спустили шлюпки. Но для спасения далеко не всех. Я растолковал Резанову, что благородство уместно в другое время. Барахтающимся пиратам громогласно провозгласили, что спасут лишь тех, кто поклянется отработать коварное нападение на Ситке разнорабочими, остальные пусть сами добираются до берега. Что практически для всех пловцов означало неминуемую гибель. Желающих стать кормом для морских обитателей почти не оказалось и я предусмотрительно вначале собрал оружие у пловцов. Только единственный оказался матросом. Остальные абордажники, в большинстве первыми попрыгавшие с корабля. Оно и понятно, это люди без роду и племени, безучастные к судьбе покидаемого судна.
Наша «призовая» команда с предосторожностями, впрочем напрасными как выяснилось, поднялась на палубу побежденного фрегата.
Спустя десять минут напряженного ожидания показался старший команды боцман и крикнул:
— Ваше сиятельство всё в порядке, милости просим.
Я кивнул Хвостову:
— Начинайте Николай Александрович.
И тот залихватски, с шиком присущим офицерам российского Императорского флота пришвартовал «Юнону» впритирку к борту неприятельского судна. Так, что даже краска не стерлась! Я одобрительно вздернул губы, мол «могёшь!» Капитан «Юноны» растянул закопченное лицо в улыбке от похвалы.
Несколько Матросов дружно перекинули канаты вдоль всего борта. А их сотоварищи из призовой команды на неприятельском корабле быстро и надежно принайтовали суда друг с другом. В мгновение Ока с бригантины на Фрегат перекинули штормтрап.
Я повернулся к Лангсдорфу:
— Григорий Иванович, Как у Вас со светопластинками?
Светописатель лишь самодовольно похлопал по сумке, в которой с недавних пор переносил запас светочувствительных пластинок, мол «Порядок!», и вскинул на плечо треногу со светописцем.
Степенно, но довольно проворно перейдя по штормтрапу, я спрыгнул на пиратское судно и, дожидаясь пока вся свита соберётся, быстро огляделся. Справа, ближе к баку, на кое-как собранных в кучу оборванных парусах вповалку лежали и на все голоса стенали раненые. Среди них суетился щуплый мужчина в окровавленном фартуке и по локоть закатанными рукавами руками в крови. По-видимому Корабельный доктор.
А левее, вдоль противоположного борта скучились остатки некогда грозной неприятельской команды.
Но вот позади послышалось характерное сопение Лангсдорфа. Не оборачиваясь, я указал движением головы на пиратов:
— Григорий Иванович, снимите-ка этих бродяг.
Наш светорепортер установил светописец и уже привычно громогласно известил: «Снимаю!».
Все участники похода в Калифорнию зажмурились. Ибо знали, что При таком неважном освещении, Да и вообще при любом удобном случае этот энтузиаст применял вспышку из магния. Которая и Сверкнула в то же мгновение, подожженная сноровистой рукой светописателя. А вот противник этого не знал и на пару десятков секунд корсары ослепли. Могли только лишь услышать голос командора, но самого его пока не видели:
— Ну что, граждане пираты, как полномочный Посланник Императора России, я, камергер граф Резанов объявляю вас пленными, а судно сие конфискованным в пользу Державы Российской.
— Вы не имеете права! — послышался голос, — этот Фрегат военный корабль Франции!
— Вот как? — я резко повернулся на каблуках в сторону говорившего: — Представьтесь сударь. Кто говорит?
— К вашим услугам шевалье де Лаваль. Капитан этого судна, — качнул головой один из двоих изгоев с оторванным рукавом, мужчина лет сорока, с военной выправкой, достаточно широкий в кости.
— Так-так, сударь, — иронично произнес я: — А не скажете, По какому такому праву военное судно Франции вероломно нападает на мирное торговое Российское судно? Да еще с посланником Императора России на борту?
— Россия враг великой Франции, — высокомерно процедил сосед Лаваля, португалец.