«Сварщик» с Юноны (СИ)

У девушки слезы потекли по щекам: Он не знает что она всё слышала и бережет от дурных вестей! Любимый, любимый Коля… — девушка прижала к губам клочок бумаги, впитавшей частичку Его…

На фрегате обезоружили команду, орудийный порох от греха подальше перегрузили на «Юнону» и «Авось», оставили наш караул, «на скорую руку» соединили две надломленные мачты и подняли часть парусов. «Юнона», и так перегруженная напряглась, паровой двигатель ухнул китом, пугая суеверных бывших пиратов, винт взбил в пену воду за кормой и вскоре набрала прежний ход около 8 узлов. Пополнившийся экспедиционный караван лёг на прежний курс к Новоархангельску на Ситке.

Бывшие пираты, стараясь хоть как-то загладить вину, развили бурную деятельность на бывшем корсаре. Надзор нескольких членов команды «Юноны» их не смущал.

Под водительством троих выживших плотников практически восстановили такелаж, соскоблили обгорелое дерево с бортов. У Резанова, я это чувствовал нашим общим телом, сердце перехватывало, когда глядел как эти бесстрашные люди болтались со скребками над волнами в подвесных люльках. А наши матросы одобрительно гудели, заслышав как бывшие супостаты трудятся с песнями.

— Хошь и хрансузишки, а тож люди! Слышь, твоя светлость, как душевно поють?! — объяснил командору вахтенный рулевой.

Я вернулся в каюту, достал из ящика стола карту, найденную в потайной нише капитанской каюты фрегата спрятанной за обшивкой и теперь уже спокойно разгладил на столешнице и всмотрелся сквозь взятую у Лангсдорфа лупу. Откинулся на спинку, потряс головой — неужели это то, о чём зачитывался в детстве в романах про пиратов?

Глава 12: Пеницилин и русский кубик

в которой Савелий лечит и развлекает.

Четвёртый день идём без происшествий, суда выровняли скорости, жизнь на каждом вошла в привычную походную колею. Я возобновил занятия на палубе, погода для которых превосходная: начало мая, солнце ещё не жаркое, но уже парит и ветер крепкий, но теплый, так что физкультурничаем босые и с обнаженными торсами. С некоторых пор команда на «Авось» возмутилась: мол, «мы тоже хотим!», так что без их делегаций не начинаем. Французы с «Санта-Моники» поглядывают с завистью, дошло до того, что де Лаваль напросился к нам с Фернандо, Хвостовым и Давыдовым в партнеры на фехтование. Пусть, школа иная, чтобы разнообразить технику и завязать неформальные взаимоотношения трудно придумать более удобный случай.

Вчера, когда после занятий обливался водой и обтирался полотенцем, подошел к стоящему у борта Лангсдорфу:

— Григорий Иванович, а давайте-ка к нам, а?

Естествоиспытателя смутить трудно, он улыбаясь погладил неразлучный светописец:

— Ваша Светлость Николай Петрович, да я его за день натягаюсь столько, что Вам такие нагрузки и не снились. А погодка-то хороша, а? Дышать не надышишся! — переключил он разговор со скользской темы. Потом протянул руку и пощупал моё, ну то есть совладельца моего тела, Резанова, левое предплечье и проговорил задумчиво: — А ведь Ваш шрам от вражеской сабли почти исчез.

Я-то ничего об этом ранении не знал, а Резанов внутри меня перехватил управление телом и правой рукой принялся мять и тыкать пальцами шрам, изумленно проговорил:

«Савелий, и впрямь почти исчез! Ей-Богу! А ведь было руку турок в рубке не отсек, на коже почитай держалась, рукой не полностью владел до тебя…» — тут было о чём подумать. Что же это получается: организм регенерирует что ли? Бред какой-то… Или резановские сорок два года «сползают» к моим двадцати семи?

А нынче, 5 мая 1806 года, разгорячился тренировкой и не заметил как занозил стопы. Изнеженные подошвы Резанова не выдержали встречи с досками палубы. В каюте почуял неладное, когда ноги мыл. Резанов во мне недовольно забурчал, что мол он так и знал, что до добра экзерсиции не доведут. А я только усмехался, ловко освобождая ступни от деревяшек. Пока не обломил одну занозу, тут уж стало не до шуток.

«Где бы иголку швейную взять?» — спросил со-владельца тела.

— Сидор! — крикнул тот. Спустя минуту шуршания за переборкой в двери возникла сутулая фигура старого слуги:

— Что-с, Ваше сиятельство желает?

— Сидор, иголку швейную принеси, — морщась от неудобной позы попросил я. Правая ступня подошвой вверх лежала на левом бедре.