— Не думаю, что власть Шумера хуже власти таких, как вы, Каммлер. Ради блага миллиардов вы, не задумываясь, уничтожите миллионы людей. Вы же помогли американцам стереть с лица планеты два города только ради того, чтобы доказать новым хозяевам свою полезность.
— Мы из СС, фон Рейн. И вы, и я. Этого не вытравишь, не сотрешь. И вы, и я знаем — высокой цели достигнут не все, а только лучшие из лучших. Остальные должны или полностью подчиниться, или умереть. Свободы быть не может. Она развращает, заставляет думать. А необходимо не размышлять, необходимо четко и беспрекословно выполнять приказы. Дисциплина и самоотречение, только так можно достигнуть истинно значимой цели. Даже такие, как мы с вами, не свободны в выборе судьбы, потому что у нас есть предназначение, миссия, которую мы обязаны довести до конца, хотим того или нет. — Старик стиснул длинными костистыми пальцами подлокотники и замолчал, глядя куда-то мимо меня.
Отвернувшись от экрана и подхватив Магдалену, я поспешил к выходу. Но сенсорная панель управления дверными плитами оказалась вдребезги разбита.
— Начался отсчет, фон Рейн, и дверь уже не откроется. Осталось пятьдесят восемь секунд. Затем три негромких хлопка, и опоры, удерживающие свод лаборатории, лопнут. Тонны бетона и земли рухнут на вас, и никакие сверхспособности не помогут. А ваши тела мы потом откопаем и изучим. Полностью, до последнего атома. Все получилось даже лучше, чем я планировал. Узнав об этом, Гюнтер Прин пойдет за мной. Он уже почти… — погаснувшие экраны мониторов не дали старику договорить.
— Нет, — скрипнул я зубами. — У тебя ничего не выйдет, Ганс.
И, словно по волшебному заклинанию, заблокированные створки вдруг разъехались. В открывшемся проеме показался Вернер Хенке. Без маски, с окровавленным лицом.
— Может быть, мне и суждено сегодня погибнуть, командир, но только не вам и не госпоже Магдалене, — сплюнул Хенке кровавым сгустком.
— Вернер, дружище, — я потянул его свободной рукой за собой, — мы все должны выбраться отсюда живыми. Бежим!
Мы бросились вон из зала. А позади начали рушиться подорванные своды, и горячая взрывная волна, клубясь бетонной пылью, устремилась вслед за нами.
Когда мы выбрались на поверхность, уже смеркалось. Над нашими головами, почти касаясь верхушек деревьев, пронесся серебряный силуэт «серпа» с двумя истребителями — «треугольниками» на хвосте. Второй серповидный корабль, преследуемый стаей ракет, пущенной со стороны плато, пытался уйти от них за пик дальней вершины. По кускам обшивки, которые он терял, стало ясно, что он уже получил повреждение. Воздушное сражение было в самом разгаре.
— Где же эвакуация? — прохрипел Хенке, сползая спиной по стволу дерева.
Прижимая Магдалену, я искал глазами помощь. Наконец, темный силуэт закрыл собой звезды. Винтокрылая машина бесшумно опустилась рядом с нами. Я передал Магдалену показавшемуся в проеме Луису и вернулся за Хенке. Взвалив потерявшего сознание офицера на плечо, я побежал обратно, к вертолету. Что-то тяжело и опасно близко ухнуло за нашими спинами. Тугая горячая волна подняла нас в воздух, и в заливающем лес и скалы вокруг почти дневном свете мы с Вернером влетели в спасительное чрево вертолета. Корпус зависшей над землей машины опасно накренился, но пилоту удалось ее выправить, и с ровным гулом она взмыла вверх. Лавируя меж темных вершин и кусков горящей обшивки разваливающегося в воздухе «треугольника», мы понеслись все дальше и дальше от места сражения.
— Через двадцать — двадцать пять минут будем на частной территории в пригороде Рангуна. Туда советник Прин направил «врил» с шумерской медицинской капсулой на борту. Ее на базе «Валькирия» спешно смонтировали для эвакуации госпожи Рейт. Надеюсь, с ней все будет в порядке, — помогая укладывать в санитарный гамак раненого товарища, сообщил Луис.
— Займись, — кивнул я ему на Вернера и переместился к месту Магдалены.
Как только я взял ее прохладную руку, девушка открыла глаза.
— Магдалена! — подался я вперед.
— Эрик, — слабо улыбнувшись, прошептала девушка.
«Теперь мы снова вместе и все будет хорошо», — продолжал гладить я ее руку.
Магдалена устало закрыла глаза, а я все поглаживал и поглаживал тонкую ладошку и повторял как молитву: «Все будет хорошо, милая».
— Мы падаем, Эрик! — вдруг распахнулись ее глаза.
Вертолет затрясло, по корпусу забарабанило, словно мы попали под обстрел.
— Симон, что происходит? — закричал Каста пилоту.
— Сильный, постоянно усиливающийся ветер, — донеслось до меня.