Свастика в небе. Борьба и поражение германских военно-воздушных сил. 1939—1945 гг.

В 1943 году объем производства немецкой авиапромышленности увеличился до 24 807 самолетов, включая 4789 бомбардировщиков и 10 989 истребителей. Но предупреждение о том, что этого мало, уже было получено в виде языков огня над немецкими городами. В 1943 году только одни английские бомбардировщики в ходе 96 массированных налетов сбросили на Германию 136 тысяч тонн взрывчатки, в основном на города.

Германия теперь безвозвратно утратила свои позиции в воздухе. Неужели не было никаких средств предотвратить обширные разрушения, угрожавшие ее городам от рук союзников? Были. Германия имела оружие, которое могло разбить потоки бомбардировщиков и сбивать их в больших количествах, несмотря на их совершенное вооружение и несмотря на прикрытие, которое теперь им предоставляли дальние истребители. Таким оружием был реактивный истребитель.

Еще в 1939 году было ясно, что обычные самолеты с поршневыми двигателями скоро достигнут предела скорости, и было известно, что Юнкерc и другие уже работают над новым типом двигателя. Овладение реактивным полетом было лишь вопросом времени.

В том году техническое и плановое управления рейхcминистерства авиации Германии представили официальное требование на реактивный самолет, способный развивать скорость от 800 до 960 километров в час. Различные конструкторы и проектировщики сразу же ринулись в бой. Фирмы «Арадо», «Мессершмитт» и «Хейнкель» начали работы над собственными проектами. Фактически Хейнкель уже 27 августа 1937 года поднял в воздух реактивный самолет.[289] Позднее Хейнкель разработал Не-280, двухмоторный реактивный самолет, который совершил первый испытательный полет 5 апреля 1941 года.[290] Однако обе эти машины расценивались как полностью экспериментальные, не более чем машины для установки рекордов, не подходящие для боевого использования.[291]

Мессершмитт стал первым, кто разработал проект для практического использования, но в 1940 году появился роковой приказ Гитлера, запрещавший все экспериментальные работы, которые не могли дать практических результатов в ближайшие двенадцать месяцев. Мы уже видели, какие последствия он имел для развития немецких радаров, то же произошло бы и с развитием реактивных самолетов, но Удет обошел этот приказ и поощрял фирмы «Арадо» и «Мессершмитт» продолжать их работы. Однако, несмотря на поддержку Удета, работы приходилось вести в сверхсекретной обстановке и без официального одобрения, а значит, они не имели никакого приоритета, и в результате Мессершмитту потребовалось более года на то, что в других условиях он сделал бы за более короткое время.

В 1941 году – вторжение в Россию уже началось – на заводе фирмы «Мессершмитт» в Регенсбурге состоялось совещание. Присутствовали Мильх, генеральный инспектор люфтваффе, Удет, начальник технического управления, и профессор Вилли Мессершмитт. Последний хотел начать массовое производство реактивных истребителей. К этому времени конструкторские работы продвинулись настолько далеко, что серийное производство новой машины могло быть возможно в 1942 году. Мессершмитт обратил внимание на то, что скоро в войну против Германии вступят Соединенные Штаты и поэтому будет самой серьезной ошибкой не начать строить максимальное число реактивных истребителей, чтобы иметь дело с массами бомбардировщиков, появления которых надо тогда ожидать. Удет поддержал Мессершмитта и прямо заявил, что если люфтваффе не проследят за тем, чтобы лучшие и более скоростные истребители вскоре начали покидать сборочные цеха, то война в воздухе будет проиграна к 1943 году. Горький опыт, приобретенный люфтваффе в ходе Битвы за Англию, доказывал его слова.

Но положение Мильха было нелегким. Он отвечал перед Гитлером и Герингом за выполнение заказов, составленных совместно с вермахтом. Если бы теперь он дал согласие на массовое производство абсолютно нового и неизвестного типа самолета, то в случае неудачи рисковал собственной шеей. Это остановило его, и он отверг предложение Мессершмитта, гневно обвинив его в том, что тот заботится лишь о собственной выгоде, и даже упрекнул Удета в том, что тот «сомневается в стратегическом гении Гитлера», – упрек, который к тому времени имел под собой весомые основания. Он также, как говорят, запретил Удету поднимать этот вопрос у Геринга.