Стефан Жолли прошел в восхитительную «Золотую гостиную», где и обнаружил Лизетт Робер. Заглядывая в путеводитель, повитуха сообщила, что это работа Жакетт Монтброн, которой нужен был зал внушительных размеров и великолепия, дабы произвести впечатление на Екатерину Медичи, но королева так и не приехала. Лизетт Робер восхитилась деревянными балками, щедро расписанными букетиками, сфинксами, фамильными вензелями и фантастическими животными, которые тянулись по всей длине комнаты. Обратила внимание на роскошь панелей на всех четырех стенах, разрисованных пейзажами, руинами, парками и шато. И указала своему спутнику на две картины маслом, что висели над каминами друг против друга в разных концах залы. Картины изображали богинь Флору и Абунданцию[28]
и, согласно путеводителю, были накрыты тканью, когда в моду вошли скромность и благопристойность. После чего Лизетт Робер подвела булочника к пяти французским и английским гобеленам XVII и XVIII веков. Но Стефан Жолли не мог насладиться знаменитой сценой охоты Франциска I верхом на лошади, с сокольничими и собаками, ибо красота собеседницы лишила его зрения.На третьем этаже — ослепленного булочника вела музыка шагов Лизетт Робер по стертым каменным ступенькам — они свернули в первую же комнату справа. Но ни один из них так и не увидел экзотические испанские шкафчики XVII века со множеством запиравшихся на замок ящичков и замысловатыми инкрустациями сусальным золотом и слоновой костью. Не увидели они и парижский гобелен XVII века, изображавший Рено и Армиду. Они не заметили даже большие металлические испанские жаровни, куда сваливали горячие угли, дабы использовать как дополнительный источник тепла. Вместо этого повитуха и булочник, к которому моментально вернулось зрение, дружно уставились на кровать Карла V по левую руку от двери. Но не ее роскошная позолота приковала их взгляд. И даже не факт, что кровать некогда стояла во дворце в Сарагосе и называлась не иначе как «Райским ложем», было истинной причиной столь внезапного ступора. В головах обоих неожиданно вспыхнуло воспоминание о той бурной ночи, что они провели вместе в одной постели во время печально известного мини-торнадо, — воспоминание, от которого Лизетт Робер надеялась избавиться как можно скорее и в котором Стефан Жолли купался каждую ночь с тех самых пор.
Позднее в тот же день Гийом Ладусет все еще смотрел на подарок почтальона, так и стоявший не политым в углу конторы, когда открылась дверь. Это была Лизетт Робер.
— Лизетт! Входи, не стесняйся. Присаживайся. Бокал вина? — засуетился сваха, надеясь, что хорошие новости поднимут его упавшее ниже некуда настроение.
— Спасибо, с удовольствием, — поблагодарила та, опускаясь на подушку с вышитым вручную редисом.
Сваха открыл левый нижний ящик стола, наполнил два бокала и передал один повитухе.
— Орехи? — спросил он, предлагая гостье мисочку с грецкими орехами.
— Нет, спасибо, — покачала головой повитуха, которая и со своими-то еще не разобралась.
— Ну, Лизетт, рассказывай. Как все прошло в Бурдее?
И Лизетт Робер рассказала. О приятной прогулке через готический мостик с видом на мельницу в форме лодки посередине реки. О восхитительном обеде в