Свеча в темноте

— Бабуль, да что такое ты рассказываешь? — голос дрогнул, и я не выдержала, вцепившись в ее худосочные руки мертвой хваткой.

— Парень твой не из нашего мира, Варюха, — устало вздохнула бабушка. — И ты, когда его привечать стала, запустила свою судьбу по новой дороге. Теперь ты — одна из возможных претендентов на исчезновение. Об этом нас Валентина предупреждала еще шесть лет назад. Но ты не отступила, чего я и боялась больше всего на свете. Знаешь ведь, уговаривать тебя бесполезно. Потому и заклинаю: уезжай и никогда больше сюда не возвращайся, Варька. Если ему будет надо, отыщет тебя, где угодно!

— Бабуль… — мой голос осел до шепота. — Ты…что говоришь — то?

— Не ваша это вина, что вы понравились друг другу, Варя, но если теперь, когда все узнала, захочешь быть с ним рядом, будешь и понимать, какой риск это. Думай, девочка. Но в Заземщинье после моей смерти чтоб ноги твоей не было! Развивай дар общения с землей — он никогда не будет лишним. Подходи к людям, проси подержать их за руку да вливай своего запаса побольше — добра принесешь великое море, внученька. Мое время истекает. Жаль, что многому тебя не научила, дальше придется тебе самой. Спокойных снов, Варя.

Ночь бабушка не пережила.

И пожелание ее, обычно действующее безотказно, на этот раз не сработало: я провалялась без единого намека на сон несколько часов, пока не услышала сдавленный ох. Не веря в то, что увижу в бабушкиной комнате, тихо пошла на мамины стенания. Она заливалась еле слышными рыданиями. Бабушка спокойно лежала на кровати, а рядом с ее головой на подушке — абсолютно сухое зеркало. Она не дышала.

Не помню, что происходило в тот день. Приходили старушки, предлагали помощь. Мама, пролившая слезы за ночь, вежливо, но твердо отказывалась. Она собиралась нести свой крест до конца. Это себя она винила в смерти бабушки.

Я не ревела, не шмыгала носом. Напоминала себе ходячее привидение. Машинально дожидалась «скорой», помогала собирать бабуле вещи на похороны, смутно припоминала, как приезжала бригада с машиной — буханкой. Потом маму увела Валентина, а я осталась в доме одна. Не помню, как оказалась в своей комнате. Помню только, что взяла в руки тряпку и начала яростно стирать пыль с мебели.

Его рука легла на мою внезапно — я даже не слышала, как он подошел сзади.

— Я могу помочь, — шепнул голос над ухом. — Тише, Варенька, тише.

Скорость, с которой я развернулась и принялась бить его кулаками в грудь, ошеломила меня саму.

— Зачем врал?! Зачем не говорил, откуда явился? — кричала я, отдаленным куском сознания понимая: откат после ночной собранности. И когда закончится эта постыдная истерика, я совершенно не представляла. Раньше со мной никогда такого не случалось.

Когда Обивану надоело получать незаслуженные удары, он перехватил мои руки, заламывая их назад. Если думал, что таким образом сможет усыпить мою бдительность, очень ошибался. Я воспользовалась преимуществом и сократившимся между нами расстоянием по своему усмотрению, зло и неумело впиваясь в губы парня и понимая, что своим маневром получила небольшое преимущество. Во всяком случае, недолгого оцепенения Обивана хватило на то, чтобы освободить руки и тут же определить их на мужской шее. А дальше началось настоящее сумасшествие.

Он целовал так, как будто хотел получить залог на всю оставшуюся жизнь. Мне, никогда раньше не знавшей этой стороны отношений, его действия казались ужасно волнительными и жаркими. Проблеск сознания наступил тогда, когда мы упали на кровать, и Обиван принялся осыпать поцелуями все свободные от домашнего сарафана участки тела. Я хныкала, когда его губы оставляли горячие следы на груди, а пряжка ремня на джинсах умопомрачительно терлась в районе белья. Я сходила с ума от каждого движения любимого человека на своем теле. И хотела большего. Намного большего.

А потом сказка прекратилась — так же внезапно, как и началась.

— Варенька, я же не для этого пришел.

Меня словно ведром ледяной воды окатили. Распаленная, горячая, я лежала под мужчиной своей мечты и не понимала, что послужило причиной столь резкой смены его настроения.

— Варь, мы уезжаем. Совсем уезжаем. Навсегда.

— Что?..

Новость была подобна грому среди ясного неба. Я зажмурила глаза, чтобы Обиван не увидел подступившие к ним слезы.

— Потому и не говорил: надеялся дождаться твоего совершеннолетия и забрать с собой, умоляя бабушку отпустить. Она ведь главной твоей защитницей была, Варя. А теперь ее нет. И стабильности порталов тоже больше нет. Отец прислал весточку: проход в этот мир из нашего закрывается навсегда, Варька. Я не могу подвергать тебя такой опасности, забирая сейчас. Потому и пришел — поскорбеть о бабушке и попрощаться. Забудь обо мне, Варя.

Каждое его слово било наотмашь, увеличивая зияющую в сердце дыру до необъятных размеров. Я боялась открыть глаза и увидеть напротив сожаление Обивана. Не выдержала — распахнула. И утонула в ярком золоте кольца вокруг радужки.

— Ты самое лучшее, что случалось со мной в жизни, Варька, — хрипло признался он. Я снова потянулась за поцелуем.