Свекруха

Ещё она засунула в его походную торбу брошюру «10 советов новобранцу, как выжить в армии». Один совет был дан в игровой форме: вообразить, что новобранца забросили на другую планету, и ему предстоит два года жизни среди инопланетян. Их поведение покажется диким, бессмысленным, необъяснимым, тупым, непредсказуемым, – так ведь на то и инопланетяне. Подсказка: не сравнивать инопланетных существ с людьми, не искать логики в их поступках, не выводить из себя, ибо они агрессивны, по мере возможности пытаться наладить с ними контакт. Задача: выйти из миссии если не здоровым, то хотя бы живым, и благополучно вернуться на планету Земля.

Брошюра плохо помогала. Спустя месяц после приказа он писал домой: «Мама, заведи пса. Назови его Сержант. Я приеду домой и убью его». Если проткнуть инопланетянина, из него, как в ужастике, потечёт не кровь, а зелёная зловонная слизь. Очень хотелось продырявить их всех из автомата.

Однажды Владик не ел четыре дня – то есть в прямом смысле не ел. Выручила чёрствая буханка хлеба, оставленная на столбике калитки у общежития младшего и старшего комсостава. В гарнизонной лавке Владик своими ушами слышал, как опытная офицерская жена наставляла новенькую: «Ты хлебушек, если заплесневеет, не выбрасывай. Клади на забор, солдатики скушают».

Владик не поверил своему счастью, когда помощник повара Арчи подманил его в столовскую подсобку и набухал целую миску холодной каши. «Кушяй, кушяй, масквич. Скушяешь, дабавка дам». Его не насторожили странный вкус и консистенция каши. Потом, заступив в караул у войскового знамени, Владик понял, что каша наполовину состояла из слабительного… Это были цветочки.

Как-то деды переборщили, и после очередной «ягодки» Владик угодил в сельскую больничку. Игра под названием «Инопланетяне» дала ему тайм-аут. Здесь он пришёл в себя, отъелся, отоспался, потолстел. Посмотреть на живого москвича, да ещё попавшего в армию, приходила вся больница.

В части тоже гуляла шутка: «Хочешь самый короткий анекдот? Москвича забрали в армию. Гы-ы!» Здесь он неожиданно сдружился с санитаркой Валей Крутиковой, которая его подкармливала. Без всяких таких мыслей, как с сестрой, сдружился.

Ни резкий запах лекарств и хлорки, ни кислый – больничных щей – не перебивал исходящего от девушки едва слышного, слабого травяного запаха ромашки (в детстве каникулы проводил у деревенской бабушки, запомнил этот цветок). Его он ощутил, когда Валя в первый раз склонилась над ним. Владик зажмурился от стыда, так что слёзы брызнули, охватил ее шею слабыми руками, и она, как ребёнка, легко перенесла его с каталки на койку. И потом он даже с закрытыми глазами, по ромашковому запаху узнавал, что это она подошла.

Подперев лицо круглой рукой, Валя жалостливо наблюдала, как он жадно ест. Весь поднос был уставлен тарелками, и он забрасывал, забивал их содержимое за щёки: ел щеками, ртом, носом, бровями – всем лицом ел…

С Валей они встречались в санитарской в конце коридора. Днём у неё свободной минутки не было, зато ночная смена, если не привозили экстренных больных, принадлежала им. Владик думал, что за полгода армии у него язык атрофировался – а тут откуда взялось.

Раскинувшись на ее жёстком диванчике, забросив руки за голову, говорил, говорил – большей частью мечтательный вздор, от которого уши вяли. Только не у Вали: в нужных местах она качала головой, поддакивала, ахала, вскрикивала, вздыхала, иногда утирала слезинку, иногда покатывалась со смеху, тут же испугано оглядываясь в сторону спящих палат.

И всё это время что-то делала: скатывала тампоны, чихая от льняной пыли, с треском рвала ветхие простыни на подгузники для лежачих больных, штопала и гладила медицинские халаты…

Перед выпиской он даже проводил её. Валя жила в избушке на курьих ножках на краю села – картинка из сказок Роу. На полянке паслась коза, на завалинке нежился кот Баюн. В распахнутых окнах ветерок трепал тонкие белые занавески. Скрипучее крылечко было выскоблено и промыто так, что Владик даже в портянках шёл на цыпочках.

Владик просыпался до побудки, потягивался под тощим байковым одеялом. Такими же одеялами укрывались в больничке… Валя… Скашивал глаза в окно: всходил оранжевый шар солнца, трава горела от росы. Должно быть, росистая полянка на краю села сейчас тоже полыхает на солнце огнём… Валя… Как тропки к главной дороге, как лёгкие облака к тучке, как ручейки к большой реке, все мысли возвращались к одному: к Вале.

В роте жизнь страшно бедна событиями, рота томится от скуки и варится в собственном соку. Владик не выдержал и поделился с закадычным дружком, с которым шконки стояли рядом. У обоих в темноте предательски блестели глаза. Владик шептал: «Она ни на кого непохожая. И пахнет от неё обалденно, лучше всяких духов… Ромашкой».