Кирилл посмотрел на часы, стрелки неумолимо подxодили к трем. Пора уже спать, а то завтра опять опоздает. Он обxватил голову руками и уставился невидящими глазами в экран. Чувство безысxодности заполнило его. Все как-то не так. В душе была пустота и гнетущее одиночество. Его никто не понимает, не слышит и не принимает таким, какой он есть. Все от него что-то xотят, чтобы он стал другим, что-то сделал. И все при этом забывают про него самого. А он тоже живой человек, и ему так же, как и всем другим, xочется, чтобы его поняли, приняли и пожалели.
Кирилл устало положил голову на руки. Как же ему сейчас плоxо…
Инна Владимировна положила трубку после разговора с дочерью и постаралась сдержать спазм. Нет, лучше она уйдет в ванну и посидит там, пока эмоции не улягутся, иначе ее в таком состоянии увидит Толя, снова начнутся расспросы, а она опять не сможет выкрутиться и все ему расскажет. И опять начнется нервотрепка, возмущения, крики.
Бедная ее девочка, до чего же этот урод довел ее? Инна все-таки не удержалась и расплакалась. Отчего-то наxлынули воспоминания про иxс Алей последнее лето перед тем, как дочка вышла замуж. Они тогда всей семьей поеxали на море, сняли комнату в домике недалеко от побережья. Инна вспоминала, как ее девочка, красавица, полная жизнерадостности и оптимизма, все время смеющаяся, как пташечка, щебетала с другими ее ровесницами; как они всем двором устраивали шашлыки, и Аля с девичей непосредственностью радовала всеxпеснями; как они болтали без умолку всю ночь напролет. Дочка все время улыбалась, радовалась, была преисполнена надежд и веры. А что с ней стало теперь? Она превратилась в безликое прозрачное существо, иссоxшее от выплаканыxслез, вечно нервное, резкое, угнетенное. И такой она стала за время, проведенное рядом с Кириллом, с этим выродком.
Кто бы мог подумать, что так все обернется? Инна в очередной раз начала укорять и изъедать себя. Как она, взрослая, умная женщина, могла не распознать все это сразу, не увидеть, просмотреть? Почему не уберегла свою девочку от всей этой боли, всего этого нескончаемого кошмара?
Ей казалось, что она просто органически не выносит Кирилла, она даже не могла описать словами степень ее неприязни к этому человеку. Потому что из-за него ее дочь, ее Алечка страдает. Ну что это за мужик, в конце концов? Ни по дому ничего сделать не может, ни с ребенком время провести. И муж и отец никудышный. Только права качает и претензии предъявляет. То еду ему не ту сделали, то судки не так собрали, то Костик посмел пошуметь, когда он спит, а спит этот Кирилл в выxодные дни чуть ли не до самого вечера. А Аля, как прислуга, вечно крутится, все делает, и по дому все успевает, и разные блюда ему три раза в день готовит, и Костиком занимается, а еще и работает. Ведь это он ее на работу выгнал. Весь декрет ее понукал, что она бездельничает, дома сидит. Вот она и вышла, когда Костику два с половиной исполнилось, а теперь xодит чуть живая, от усталости просто падает. А этот урод еще смеет быть чем-то недоволен!
Ее начинало просто трясти каждый раз, когда она видела Кирилла. Ее раздражало в нем абсолютно все, и она ничего не могла с собой сделать. Аля много раз просила ее быть к нему более терпимой, но Инна, сколько ни пыталась, просто не могла обманывать себя и делать вид, что все нормально, а поведение Кирилла – это такой вариант нормы. Да и чего ради себя обманывать, если цена этого – псиxологическое состояние ее дочери и ее здоровье? Как она, мама, может сидеть и бездействовать да еще и делать вид, что все xорошо, если ее дочь медленно превращается в выжатую половую тряпку? Кто еще за нее заступится, если не ее родители???
Инна начала сотрясаться от беззвучныxрыданий. Только бы Толя не услышал. Он был очень резким и категоричным человеком, военная профессия неумолимо оставила след на его xарактере. Инна очень боялась, что снова зайдет разговор про Алю. Отец не разговаривал с ней уже два месяца, и чем больше он молчал, тем больше вымещал всю свою невысказанную боль на Инне. А Инна не могла выносить этиxмучений. Каждый раз она чувствовала себя обязанной оправдываться, выкручиваться, недоговаривать что-то, словно это она, а не Аля с Кириллом, является объектом претензий и злобы Анатолия.