– Хозяйка зовет тебя прийти! – громким голосом объявил он, увидев Снефрид. – Сейчас, сегодня. Дело нешуточное.
Кари не был глухонемым от рождения, он оглох несколько лет назад после одной драки и говорить мог.
– Что случилось? Она больна? – по привычке спросила Снефрид, но вспомнила, что Кари не слышит ее вопроса.
Однако то, что Хравнхильд пожелала с нею повидаться, когда у Снефрид тоже появилось о чем поговорить, явно было знаком.
– Идем сейчас. Она меня нарочно в путь снарядила, едва рассвело. Уж больно старый хозяин лютовал, – Кари показал на небо, – а нынче вон, унялся. Долю-то свою получил, вот и унялся. Пойдем, пока опять не вышло какой беды. Засветло поспеем.
– Долю свою получил? – Снефрид обернулась к отцу, который уже одетый, сидел на помосте.
Наружу Асбранд еще не рисковал выходить, но по дому передвигался свободно.
– Неужели старикан поймал другого беднягу, вместо меня? – воскликнул он. – Но если она настаивает, тебе и правда стоит выйти поскорее, пока опять не замело.
– Наверное, я там переночую, не жди меня сегодня, – сказала Снефрид и ушла одеваться.
Тронулись в путь таким порядком: впереди Кари шел на лыжах, прокладывая путь, а следом Снефрид ехала верхом на Ласточке, осторожно ступающей по глубокому снегу. День был хмурый, но тихий, все указывало на то, что скоро потеплеет и снег начнет таять.
До Каменистого Озера добрались еще засветло. Снефрид спешилась у крыльца жилой части строения, Кари повел Ласточку в хлев – расседлать и покормить. Перед дверью видны были козьи следы – хозяйка выпускала маленькое стадо погулять после долгого заточения.
Войдя, Снефрид сразу увидел тетку, сидящую у очага с вязанием в руках.
– Вот и ты, – Хравнхильд встала, без обычного ехидства, как-то по-новому пристально вглядываясь в Снефрид. – Иди сюда, обогрейся. Вот лепешки. Хочешь отвара ромашки?
– Хочу, – Снефрид улыбнулась. Растроганная такой непривычной добротой, она едва подавила в себе желание обнять Хравнхильд: видно, та особенно соскучилась одна за время непогоды. – Вижу, к счастью, ты здорова. Что-то случилось?
– Какие у вас новости? – Хравнхильд уклонилась от ответа на этот вопрос, подвинув к ней горшочек с теплым душистым отваром. – Положить мед? У меня есть, госпожа Алов еще осенью прислала целый бочонок.
– Нет, я не люблю мед в ромашке, выходит слишком сладко. У нас есть новости. Мой отец очень сильно хворал в эти дни…
– Что? – Хравнхильд едва не подпрыгнула, изумленная этой вестью. – Отчего же?
– Он ходил «лежать на кургане», ему был нужен совет Хравна, – не без смущения пояснила Снефрид. – И когда он вернулся, Хравн не захотел его отпускать, и несколько дней его мучила жестокая лихорадка.
Хравнхильд смотрела на нее своими огромными голубыми глазами, будто перед нею вставал из моря Змей Мидгард.
– Но что, во имя Отца Колдовства, твоему отцу понадобилось от моего?
– У нас появились… плохие новости… об Ульваре.
– Что? – Хравнхильд снова подалась к ней; казалось, каждое произнесенное племянницей слово потрясает ее заново. – А
– У нас? – Снефрид услышала, что тетка голосом выделила эти слова. – А у тебя? Ты тоже слышала?
– О чем, во имя Хрофта?
– О том, что никакие викинги его не грабили…
Побуждаемая настойчивыми расспросами, Снефрид пересказала тетке всю их с отцом поездку в Лебяжий Камень, а потом его болезнь. Хравнхильд слушала жадно, и хотя рассказ о том, как Снефрид и Фроди бросали кости для решения дела о сватовстве, вызвал у нее смех, из широко раскрытых глаз не уходило потрясение и еще некая тайная мысль, будто она видит в этом рассказе не тот смысл, который открыт самой рассказчице.
Когда Снефрид закончила, Хравнхильд еще некоторое время сидела молча, глядя перед собой и обдумывая все услышанное.
– Отец говорит, что наши дела не так уж дурны, – добавила Снефрид. – Если Ульвар жив, как ты говорила, то никто не в праве спрашивать его долгов
– А что бы ты сказала, – прищурившись, Хравнхильд взглянула ей в глаза, – если бы я дала тебе те деньги, каких не хватает для выплаты ваших долгов?
Теперь Снефрид уставилась на нее в полном недоумении. Она знала, что тетка не склонна ни к лжи, ни к шуткам, но и полагать ту настолько богатой, чтобы ждать от нее десятки эйриров серебра, у нее поводов не было.
– Не хватает семьдесят два эйрира! – напомнила Снефрид.
Хравнхильд знаком предложила ей встать, провела к спальному помосту, взяла со стола большую миску из-под сыра, потом подняла какой-то мешок и с усилием опрокинула над миской.