Свердловск, 1976

— Пашка, здорово чертяка. Ну и напугал ты всех. Моя мамка твою вчера по телефону почти час успокаивала. Ты же три дня, как бревно лежал и дышал через раз. А правда, что ты теперь человек-магнит? — молодой вихрастый парень, в накинутом на плечи белом халате, выпалил всё на одном дыхании. Виктор Семёнов, семнадцать лет, одноклассник, сосед, друг детства — исправно подсказала систематизированная память. Второй гость был чуть повыше. Прямые темные волосы. Лицо умное, можно даже сказать, породистое. Дима Захаров, тоже друг и тоже одноклассник. С его отцом тогда три парня и поехали на рыбалку. Годовалый ВАЗ-2103 весело пробежал сто километров по асфальту до Рефтинской ГРЭС. Димкин отец машиной гордился и берёг её, как зеницу ока. Поэтому к каналу он не поехал, а загнал машину на свободную автостоянку перед электростанцией. Все воспоминания мелькнули за долю секунды.

— Чего? Какой магнит? — Витькин вопрос меня удивил. Ни в одной жизни моё тело железо не притягивало.

— А вот это мы сейчас проверим, — довольно произнёс мой (мой?) друг, вытаскивая из внутреннего кармана маленький плоский надфиль. К груди надфиль прилип сильно. Руки и голова притягивали надфиль заметно слабее, — Не соврали. Вот ты теперь знаменитым станешь! В цирке можно будет выступать, — засуетился парень, лихорадочно шаря по карманам в поисках каких-нибудь предметов для продолжения опытов.

— Как ты себя чувствуешь? — вот и Дима очнулся. Увидев меня в очках и с необычным «загаром» он растерялся и не стал прерывать экспериментатора с надфилем. Ждал, когда тот выдохнется.

— Трудно сказать. Глаза сам видишь… Сегодня от света два раза сознание терял. С памятью проблемы. Тут помню, там не помню.

— Да нормально всё будет. Я у медсестры спрашивал. Она говорит, что через неделю тебя выпишут. Сегодня все лекарства уже отменили, одни витамины колют и глюкозу, — затарахтел Витя, прикладывая мне к боку связку ключей, — О, магнитный полюс у тебя здесь, — ткнул он в точку чуть выше пупа. Забавный парень, но смышлёный. Как он ловко использовал отклонения ключа, болтающегося на кольце. А точка-то знакомая. Когда я был магом, тут находился источник маны.

— Как ты с провалами памяти в институт будешь поступать? До экзаменов двадцать дней осталось. Ты хоть помнишь школьную программу? — озадачил меня Дмитрий.

Честно говоря, мне местное образование вообще никуда не упиралось. После двух жизней в телах представителей внеземных цивилизаций, летающих на космических кораблях и получающих знания через нейросети, мне лениво просиживать штаны за изучением бреда. Это как выпускнику Бауманки попасть в средневековую школу и познавать, что Земля стоит на трёх слонах и черепахе. Да я по первой жизни помню, что всякие политэкономии и истории КПСС у меня времени отнимали больше, чем основная специальность. Некстати вспомнилось, как моего знакомого диплома лишили за то, что он не сдал госэкзамен по научному коммунизму. Ему, скрипачу от Бога, эти знания нужны были, как десятая нога собаке. Нет, точно не хочу. Уродливые ящики с перфокартами меня абсолютно не интересуют. После моего наручного бадика, который был мощнее, чем все нынешние компьютеры Земли вместе взятые… Мда. Средневековье, однако. Зарождение эры калькуляторов.

— Я вообще девятый и десятый класс не помню, — изображая работу мысли, выдавливаю из себя тяжёлое признание. Молчание.

— У тебя день рождения в августе. Если не поступишь, то загремишь в армию, — подкидывает Витя новую тему для размышлений. Афган начнётся лишь в семьдесят девятом. Успею отслужить. Вполне рабочий вариант. Попасть в коллектив, где тебя никто не знает, а твои отношения и воспоминания никому не нужны, совсем неплохо. Опять же изменения после службы будут легко объяснимы. Для меня это гораздо лучше, чем бесполезное обучение. Заодно тельце своё поднатаскаю.

— Можно и в армию. Попрошусь в ВДВ, вернусь и буду всех окучивать, особенно студентов-ботаников.

— Каких ботаников, мы же на радиофак собирались поступать? — с удивлением слушает мои откровения Дима. Упс… Ботаны вроде позже появились. Тут ещё этот жаргонизм не освоен.

— Вот вас и буду от них спасать. Они харю наедят на картохе, а тут вы, оба немощные и с формулами в башке, вместо мускулов где надо, — пытаюсь мечтательно улыбнуться, закатив глаза. Импровизировать приходится на ходу. Хорошо, что память предшественника не подводит и манеру разговора, типичную для обычного дружеского трёпа, подсказывает.

— Блин, во у тебя глаза-то краснющие, как у вурдалака, — отвернулся в сторону Витька. Хм, немного не рассчитал с мимикой. Забыл про глаза. Хотя, Витька тоже не прав. У вурдалака глаза желтые. Красноглазых я ни разу не видел. Да к тому же они нежить, а я вот он, тёплый и чуть-чуть живой. Эх, учить их ещё и учить. Жизни не нюхали.