Свердловск 45

От моих мыслей меня отвлёк мой новоявленный спутник. Подойдя, он сел напротив меня. Только сейчас я обратил внимание, что зверёк и в самом деле необычен и страшен. У него не было радужки, белок глаз был чёрного цвета, широкая мордочка с огромным количеством зубов. Он дышал как все собаки, приоткрыв рот и свесив язык, но получалась жуткая улыбка. Волчонок был мохнатый, черно-серого цвета, с острыми ушами и с кисточками на кончиках. Да-а, спутник мой красотой не блистал, но было в этом ужасе и что-то прекрасное. Я изучал его, а он меня. Немного посидев и переведя дух, я направился к военному, прихватив пистолет и засунув его за пояс.

Место, очень необычное и надо подготовиться к пути. Нужно собрать все, что смогу здесь найти. Раскрыв рюкзак, я извлёк все его содержимое: две упаковки патронов к пистолету, также две упаковки к бесполезному автомату, один сух пайек, литровую бутылку воды, две банки тушёнки, армейский котелок для разогревания пищи, зажигалку Zippo. Далее я достал контейнер с какими-то медикаментами, чёрный блестящий пенал из алюминия с кодовым замком. Сбоку рюкзака находился клапан под рацию и карман с картой. Оставив все свои находки аккуратно разложенными, я подошёл к военному. Снял с мертвого тела набедренную кобуру, разгрузку, нож и фонарь. На поясе была фляга с водой, заполненная наполовину. Да, Данил, беда. Вопросов много и ни одного ответа. Мой спутник тоже пытался взять себе кое-что от военного, если его можно назвать военным. Малыш был голоден и пытался отгрызть пальцы усопшему. Получив по загривку, он взвизгнул и посмотрел на меня непонимающе, наклонив голову. Позвав его за собой и вскрыв банку тушёнки, я вытряхнул содержимое на землю. Волчонок осторожно принюхался, лизнул тушёнку и, рыча от удовольствия, принялся уплетать ее.

– Как же мне тебя звать, брат по несчастью?

Глядя на волчонка, как он управлялся со своим обедом, ко мне пришло осознание, насколько я голоден. Себе открыл упаковку галет и сырок “Дружба”. Тушёнку решил приберечь. Волчок, расправившись с тушёнкой, смотрел на меня со свойственной ему страшной улыбкой, выжидая добавки. Бросив две пары галет, я добавил:

– Смотри, Серый, запас у нас скудный, кушать досыта не получится. Хм, Серый… А тебе идёт. Я буду звать тебя Серый, волков так раньше называли.

Покончив с трапезой, мы стали собираться. Уложив все в рюкзак, надев разгрузку и закрепив кобуру на бедре, мы отправились к той тропе, где на нас напал неизвестный. Да, этот день не наш, это факт! Когда мы дошли до того места, где стоял обезумевший человек, меня остановил голос:

– Стой на месте парень! Руки над головой, чтобы я их видел, если не хочешь получить пулю в живот.

Я не знал, радоваться мне или скорбеть, но одно меня вдохновляло, это голос человека и, судя по интонации, человека в годах. Голос был твёрд и уверен. Многое можно сказать по интонации человека. Подняв руки вверх, я стал медленно поворачиваться на голос. Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти, крепкого телосложения, немного сутулый. Одет незнакомец был так же, как и тот военный, у тела которого я очнулся. В руках он держал винтовку.

– Извините, я заблудился… пожалуйста, не стреляйте. Я в полном смятении. Что здесь происходит?

Не дав мне что-либо дальше сказать, дед расхохотался.

– Ха-ха-ха-ха! Заблудился? Аха-ха-ха-ха! Да-а-а парень, такого явления я ещё не видел, хотя лет тридцать уже топчу этот край. Ты как и где достал цербера? Как приручил?

– Кого? – я совершенно опешил, не зная, что мне делать, смеяться вместе с ним или продолжать молча хлопать глазами.

– Цербера где взял, спрашиваю? Щенка? – дед опустил оружие, рассматривая нас с большим интересом.

– Очнулся, а Серый, то есть щенок, рядом, ко мне жмётся, и по дороге увязался за мной.

– Хмм, странный у вас симбиоз. Церберы на востоке области остались, страшные твари. Когда подрастёт, может в одиночку быка загнать, деревню вырезать. Да и ты парень как-то не похож на местный люд. Тебя как звать? – дед повесил ружье за спину.

– Данил, я…

– Данил? Парень, да откуда ты? Имён я давно не слышал, нет тут имён, только прозвища. У детей да баб имена остались. Меня Мазаем кличут. Странный ты, очень странный. Одет странно, с цербером идёшь как с дворнягой.

Я был в полной растерянности. Прозвища, имена у детей и баб, церберы на востоке… Не дав мне опомниться, старик позвал за собой.

– Пойдемте, уже вечереет, негоже тут впотьмах ходить! Накормлю вас, а ты расскажешь всё, чувствую, история будет интересная.

Пройдя по тропе с километр, мы свернули и вышли на небольшую опушку сквозь наступавший лес.

– Моя сестра и моя девушка, я боюсь, как бы с ними не случилась беда, – нарушил я тишину, в которой мы шли.

– Мы всё потеряли: близких, детей, жён… кх… кх… старость.. кх…кх…кх… всё потеряли, говорю: близких, себя. Человек стал пешкой здесь, на этой шахматной доске ужаса, и нет нам дороги отсюда. По уставу партии Бога нет, но знаешь, я стал верующим. Мне кажется, наши грехи держат нас здесь. Вот и я уже сто седьмой год живу и никак не сгину, хотя может миссия моя такая, кто в беде – помогать.