Сверкающий ангел

— Кто еще хотел бы меня убить?! — дочь Фаолоры повела стволом, с гневом оглядывая притихший зал.

Герцог Саолири сидел на своем почетном месте в центральном ряду. За все время заседания он не проронил ни слова. С самого утра его терзало дурное предчувствие, но он не мог и предположить, что оно исполнится таким жутким образом. Маркиза Саоален, отняв руки от лица, простонала, и бросилась к трибуне. Глеб думал, что пристианка зачем-то спешит к принцессе, и хотел задержать ее, но маркиза опустилась на колени перед Ольегом и, роняя слезы, повернула к себе его восковое лицо.

— Что же вы стоите! — захлебываясь от рыданий, проговорила Саоален. — Его нужно спасти! Мы обязаны спасти его! Ради всего святого!

Роасана первой метнулась к месту главы Ложи. Брезгливо трогая сенсоры, испачканные кровью, герцогиня включила экстренный канал связи.

* * *

Всесильная пристианская медицина не всегда способна на чудеса. В Арсиде за жизнь Ольгера боролись пять дней. Лишь после двенадцати суток он, бледный, ослабший, смог подняться на ноги. Несколько имплантатов еще не прижились как следует и доставляли герцогу много неудобств. Его друга, Алсинора спасти не удалось. Графа в присутствии Ариетты похоронили на плато Высохших Слез в родовом могильнике, том, что недалеко от желто-каменной усыпальницы Олибрии и через две аллеи от последнего дома императрицы Фаолоры.

Быстров долго стоял в полумраке перед белой статуей графини. Букет синих с золотыми ободками джад, что он оставил на могильной плите, смотрелся так одиноко и скорбно, что Глеб подумал: «Не надо было класть его сюда. Уж слишком чужой кажется земная боль на пристианском камне». С рельефной надписи «Олибрия» капитан стер пальцем пыль, проникавшую здесь повсюду, и направился к выходу, прочь из печальной прохлады усыпальницы.

Достав пачку сигарет, он сел на вырезанную под гербом скамью и закурил. Ветер вокруг гонял сухую пыль, очищая розово-желтые плиты аллеи, то снова их засыпая. Вокруг не было ни деревца, ни кустика — только могильники с мрачными изваяниями у ступеней и стелы, нацеленные остриями в жаркое солнце Идру.

— Принцесса так и не приняла тебя вчера? — спросила Ивала, поглядывая вслед стайке удалявшихся флаеров.

— Приняла, — зажмурив глаза, отозвался Глеб. — Поговорили немного. Потом ее увел Каилин. Ей некогда сейчас: сама понимаешь, сколько на нее свалилось имперских дел, переживаний, волнений. И она готовится к церемониям. Ведь через семь дней наследница взойдет на трон, ей вручат Копье Оро.

— Я бы всегда нашла время для капитана Быстрова. А эта птичка слишком высоко взлетела и забыла о тебе, — галиянка пренебрежительно поджала губы. — Что бы ты не делал для них, от Присты никогда не дождешься благодарности. А еще знаешь что?…

— Говори, — капитан струсил серый столбик пепла.

— Ариетта, ступая к престолу, пролила кровь… В Галии во времена королей это считалось дурной приметой. Было поверье, что первые капли крови при новом правителе, впоследствии рождают ее реки. Но ладно, их дела нас больше не касаются, — она слегка толкнула Глеба в бок. — Посмотри лучше на мои ноги.

Быстров приподнял тонкую ткань и погладил Ваалу по бедру: на нем не осталось даже намека на шрам, как и прежде ничто не портило их пленительную красоту.

— По-другому не могло быть, — произнес он, заглядывая в глаза галиянки, синие, с фиалковым оттенком.

— Я так боялась, что мне приделают не мои ножки, а что-нибудь искусственное и я не буду чувствовать ими твои ласки, — наклоняясь к нему, сказала Ивала.

— А очень боялся, что ты не выживешь. Пошли, — он подал ей руку.

Галиянка встала, они направились по пустынной аллее к флаеру.

Высоко на орбите их ждал наспех отремонтированный «Тезей».