Сверкающий цианид

– Это трудно объяснить Понимаете, я очень хорошо знала мистера Бартона. Он злился, волновался из-за этого, да и миссис Дрейк, как всегда в таких случаях, очень переживала, ему хотелось всё уладить. Но у меня сложилось впечатление…

– Да, мисс Лессинг? Уверен, ваше впечатление будет весьма интересным.

– Мне казалось, что его раздражение, если можно так выразиться, было не совсем обычным. Дело в том, что с подобными неурядицами в той или иной форме мы уже встречались и раньше. В прошлом году Виктор Дрейк был здесь, у него были неприятности, мы отправили его в Южную Америку и только вот в июне он телеграфировал домой насчет денег. Как отнесся к этому мистер Бартон, мне было хорошо известно. Мне показалось, его раздражение вызвало главным образом то обстоятельство, что телеграмма пришла в тот момент, когда он полностью был занят приготовлениями к предстоящему банкету. Словно новые заботы помешали бы ему подготовиться к ужину.

– Вам не приходила мысль, что в этом банкете было нечто необычное, мисс Лессинг?

– Приходила. Мистер Бартон из-за него стал в высшей степени странным. Он так волновался – словно ребенок.

– Не думали ли вы, что этому банкету, возможно, придавалась какая-то особая цель?

– Вы хотите сказать, что он был копией банкета, состоявшегося год назад, когда миссис Бартон покончила с собой?

– Да.

– Откровенно скажу, мысль повторить банкет показалась мне весьма сумасбродной.

– Джордж не делился с вами никакими соображениями, не посвящал вас в свои планы?

Она покачала головой.

– Скажите, мисс Лессинг, у вас никогда не возникали сомнения насчет того, что миссис Бартон совершила самоубийство?

Она изумилась.

– Нет.

– Джордж Бартон не говорил вам, что, по его мнению, его жена была убита?

Она глядела на него в немом изумлении.

– Джордж так считал?

– Вижу, для вас это новость. Да, мисс Лессинг. Джордж получил анонимные письма, в которых утверждалось, что его жена не совершила самоубийство, но была убита.

– Так вот почему он сделался этим летом таким странным. Я не могла понять, что с ним творится.

– Вы ничего не знали про эти анонимные письма?

– Ничего. Их было много?

– Он показывал мне два.

– И я ничего не знала о них!

В голосе послышалась обида.

Он пристально посмотрел на нее и спросил:

– Итак, мисс Лессинг, что вы скажете? По-вашему, возможно, чтобы Джордж покончил с собой?

Она покачала головой.

– Нет, никогда.

– Но вы же сказали, что он был взволнован, расстроен?

– Да, но он уже некоторое время был таким. Теперь я понимаю почему. И понятно теперь, почему он так волновался из-за вчерашнего банкета. Должно быть, у него были какие-то свои соображения – он, видимо, надеялся воссоздать прежнюю обстановку и таким образом узнать что-нибудь новое. Бедный Джордж, это-то его и погубило.

– А что вы скажете о Розмари Бартон, мисс Лессинг? Вы по-прежнему думаете, что причиной ее смерти было самоубийство?

Она нахмурилась.

– Я никогда не помышляла ни о чем другом. Оно казалось таким естественным.

– Депрессия в результате инфлюэнцы?

– Может быть, что-нибудь и еще. Она была такая несчастная. Сразу было видно.

– И догадываетесь о причине?

– Хм… да. По крайней мере, думаю, что догадываюсь. Конечно, я могу ошибиться. Такие женщины, как миссис Бартон, видны насквозь – они не умеют скрывать своих чувств. Слава богу, мне кажется, мистер Бартон ничего не подозревал. О, да, она была очень несчастна. А в тот вечер, я знаю, у нее, помимо инфлюэнцы, ужасно болела голова.

– Откуда вы знаете, что у нее болела голова?

– Я слышала, она говорила об этом леди Александре в туалете, где мы раздевались. Она жалела, что у нее не было таблеток Фейвра, и, по счастью, у леди Александры оказалась одна, которую она ей и дала. Рука полковника Рейса застыла в воздухе.

– И она взяла ее?

– Да.

Он поставил бокал, не попробовав вина, и взглянул на свою собеседницу. Девушка выглядела спокойной и не осознавала смысла сказанного. Но ее слова имели особое значение. Они означали, что Сандра, которой с ее места за столом было весьма трудно положить незаметно что-нибудь в бокал Розмари, изобрела иную возможность всучить ей отраву. Она могла подсунуть ее Розмари в виде таблетки. Обычно, чтобы таблетка растворилась, требуется несколько минут, но, возможно, на этот раз была какая-то особая упаковка; она могла быть обернута в желатин или другое подобное вещество. И Розмари могла проглотить ее не с разу, а спустя некоторое время.

Он резко спросил:

– Вы видели, как она приняла ее?

– Простите?

По ее растерянному лицу он понял, до нее начинает доходить смысл ее слов.

– Вы видели, как Розмари Бартон проглотила эту таблетку?

Руфь немного испугалась.

– Я… нет, не видела. Она просто поблагодарила леди Александру.

Разумеется, Розмари могла сунуть таблетку в сумочку, а потом, во время кабаре, когда головная боль стала сильнее, бросить ее в бокал с шампанским. Гипотеза… чистая гипотеза… но вполне вероятная. Руфь прошептала:

– Почему вы спрашиваете меня об этом?

Полные вопросов глаза испуганно забегали. Он внимательно посмотрел на нее, и ему показалось, что мысль ее заработала.