Сверх

Окон в помещении не было, часы на стенах не висели, и по настоящему осознать сколько прошло времени я смог, лишь когда Вавилов сообщил, что уже поздно, и на сегодня мы закончили.

— А вам, молодой человек, еще требуется пройти регистрацию, — сказал он, прощаясь. — Все данные я передам специалистам, а вас проводят, куда нужно.

Я кивнул и открыл дверь. За ней уже стоял агент с залысинами. Будто и не уходил!

Глава 3

— Небо! — вскричал я, выйдя из здания КГБ. — Я вижу небо!

Стоящий рядом со мной капитан Волков, понимающе ухмыльнулся. Он бы и сам, наверное, прыгал от счастья, если бы провел весь световой день под землей, в коридорах и кабинетах, лишенных окон.

— Ну, думаю, проблем с тобой больше не будет. — произнес он, протягивая руку.

— Тише травы, ниже воды, тащ капитан.

— Про лагерь не забудь. Смежники ребята такие, без понимания. Опоздаешь на транспорт — объявят в розыск. А я что-то устал за тобой гоняться.

— Даже не переживайте. Не подведу. А можно наглый вопрос?

— Почему-то я даже не удивлен… Говори!

— Хотел попросить. Не сейчас, потом как-нибудь. Можно будет узнать, чем дело с Корейцем закончилось?

— Глебов, ты кажется сегодня столько бумаг подписал о неразглашении, что должен понимать…

— Да понимаю я, понимаю! Говорю же, не сейчас. Потом, если будет такая возможность.

— Посмотрим. Шагай уже.

— Ну, пока тогда.

Закончилась для меня вся эта история уже глубоким вечером. Точнее, ночью даже. После того, как Вавилов взвесил меня и измерил, безликий кэкээсник отвел в другое помещение. Там я получил специальную отметку в идентификатор, что я сверх и представляю повышенную опасность для людей.

Подробностей в ней о том, что я за тип и какой у меня уровень мутации — в документах это именно так называлось — не было. Просто теперь каждый, кто решит проверить мои документы, обладая допуском для этого, конечно же, будет знать, кто я такой.

В следующем кабинете доктор поставил мне маячок. Вогнал прямо через пневмоинъектор в плечо целую сотню микродронов, которые будут жить в моем теле месяц. С их помощью ККС будет способно отследить меня где угодно.

— Процедуру нужно повторять каждый месяц. — сообщил врач.

— Всю жизнь так, что ли? — вяло возмутился я. К нему я попал уже вымотанный исследователем Вавиловым, и пожилой бюрократкой, которая заполняла на меня ворох формуляров.

— Не обязательно. — пожал тот плечами. — Можно достичь уровня лояльности "гамма", тогда ККС отменит эту процедуру.

— А как мне достичь этого уровня лояльности? — тут же вскинулся я.

— Котят с деревьев снимать! — гоготнул врач, но видя, что я шутку не поддержал, пояснил. — Родине служить, Глебов. Все, как обычно.

В следующем помещении этого бесконечного подземелья, мне прочитали инструкцию, что мне можно делать со своей способностью, а что нельзя. Коротко — ничего нельзя. С оговорками, правда. Если я служу в вооруженных силах, и при наступлении события под кодовым обозначением "прорыв", то можно. С армией было понятно, а вот с "прорывом" — не очень.

Но объяснять мне никто ничего не стал. Сказали, что все это я узнаю после прохождения полугодовых курсов для сверхов, куда мне здесь же вручили повестку. Через два дня я был обязан сесть на военный борт и отправиться куда-то в Сибирь. Точное место, естественно, не называлось. Как обычно у этих помешанных на секретности ребятах, обозначалось оно, как "объект 50/67"

И после этого, наконец, отпустили. Довели до лифта, подняли на поверхность, где меня уже встретил Волков, который и вывел на улицу.

Попрощавшись с капитаном, я неторопливо побрел домой. Причем, внутренне я чувствовал, что иду именно домой. В место, где тепло, безопасно. Где меня любят и ждут, как бы банально это не звучало.

После нескольких дней безостановочно беготни, просто идти, не оглядываясь, и не продумывая каждый свой шаг, уже походило на чудо. У меня такое было в прошлой жизни, когда я первый раз в заграничную командировку летал. Сел в самолет в заснеженном аэропорту в Подмосковье, а вышел наружу уже в Африке. И эта разница между зимой и летом, между которыми стояли каких-то восемь часов полета, воспринималось, как настоящее волшебство.

Так и сейчас. Я шагал и сам не верил этому. Что я снова жив. Что молод. Не беглец. Сверх. Свободен. В общем, довольно сложно объяснить всю эту гамму чувств, которая на меня свалилась этой анапской ночью.

Отдельно не отпускала некая недоверчивость. Она, старая циничная дрянь, ворчала где-то в глубине. Что так не бывает. Что людей, способных превращаться в великанов, не отпускают просто так, взяв лишь обещание явиться. Я велел ей заткнуться, решив просто наслаждаться этим состоянием покоя.

Но разум, привыкший во всем искать подвох, не отступал. И, чтобы занять его хоть чем-нибудь, я принялся размышлять о вещах близких, но все же отстраненных от моих контактов с ККС. О выводах, которые сделал Вавилов, и которыми со мной поделился.

— Семерка. — сказал он. — Потенциальная, но семерка. Даже не знаю, что вам сказать молодой человек. Поздравить или посочувствовать.