Сверх отпущенного срока

Поначалу Шамиль нанял трактор, но тот в первый же день сорвался с обрыва. Оставалось только расчищать дорогу вручную. Местные на тяжелые работы не пошли бы. А зачем, когда есть рабы? Вот и погнали пленных. И не только нас. Соседи тоже «поучаствовали», поделились своими. С полсотни пленных набралось. Работаем мы, камни перетаскиваем, а вокруг сидят чечены и наблюдают. Охрана с автоматами, человек десять, и толпа зрителей — старики, дети, женщины. Всем интересно. Сидят, обсуждают что-то, смеются. Вечером, когда вернулись в свой подвал, решили посовещаться. Я говорю, что работы на дороге еще дней на пять, местным скоро надоест туда ходить, а если еще дождь будет, то зрителей вообще не станет. Кроме того, там днем во время работы мне удалось перекинуться парой фраз с двумя пленными офицерами из соседних. Один, правда, старший лейтенант, был забит и запуган, даже подходить ко мне боялся, зато другой, капитан, сказал, что готов напасть на охрану в любой момент.

Прошел второй день работы, третий. Зрителей заметно поубавилось. К концу третьего дня осталось немного мальчишек, которые больше играли, чем наблюдали за пленными. Им даже надоело в нас камни кидать. Охранники уже кучкой сидели, курили, разговаривали о чем-то. Автоматы или на коленях, или на земле рядом.

Прихромал Шамиль. Постоял, посмотрел. А перед уходом крикнул:

— Работайте скорее! Работа делает свободными!

Полковник замолчал.

— Arbeit macht frei, — тихо сказал Дальский.

— Что? — не понял Белов.

— Это было написано на воротах Бухенвальда.

Бывший начштаба пожал плечами:

— Не знаю. Не был там. Мне и Чечни хватило.

Посмотрел за окно, на серебряные от инея ветки яблони, потом на своих ребят, которые молча слушали его рассказ о том, что им и без того было хорошо известно, и продолжил:

— Откладывать побег на последний день — ненужный риск. Вдруг чечены надумают закончить сами или опять зрители придут? А потому решили напасть на охранников в конце четвертого дня. Сил, правда, поубавится к концу работы, но зато и охрана устанет. К тому же наступит вечер, начнет темнеть, а в темноте легче оторваться от погони. Работая, мы внимательно осматривали окрестности, потом обсуждали, кто что заметил. Так что направление движения уже было намечено. Если в пять часов внезапно напасть на охрану, то минуты за три-четыре можно управиться. В селе, конечно, услышат стрельбу, но пока соберутся, прибегут — это минут сорок. Пока определят направление нашего отхода, пока соберутся отставшие или ленивые — еще полчаса. Пока свяжутся с другими селами, чтобы там были готовы нас перехватить, еще пройдет какое-то время. Значит, часа два у нас в запасе будет, можно по горам уйти километров на десять. Как раз начнет смеркаться. Правда, десять километров — это в лучшем случае, потому что среди нас будут раненые.

Ночью пошел дождь. В подвале его не было слышно, но когда нас утром выпустили из-под земли, мы увидели лужи во дворе. Пока работали, дождь то прекращался, то начинал лить сильно, то моросил. К полудню мы все были насквозь мокрыми.

В этот день нас охраняли двенадцать человек. Среди них был один, похоже, украинец, наемник. Высокий такой, плотный. Он был ранен в плечо и прибыл в село, чтобы, вероятно, отсидеться до заживления раны. Поначалу охранники следили за периметром, а потом, как и обычно, собрались в кучу и принялись болтать. Украинец сидел отдельно. Ему, судя по всему, объяснили, кто я, поэтому он периодически кричал, обращаясь ко мне, что-нибудь вроде:

— Хреново работаешь, полковник! Шо стоишь, москаль хренов?

Но потом ему это надоело. Парень просто курил, прикрываясь плащ-палаткой.

Около пяти опять хлынул ливень. Охранники сбились под натянутым тентом и наблюдали оттуда. Украинец так и остался под своей плащ-палаткой, пряча под ней и автомат. До тента охраны было шагов двадцать, до украинца чуть меньше, только он сидел в стороне, на склоне горы метрах в тридцати от тента. Лучшего момента могло и не быть. Я, перетаскивая камни, приблизился к украинцу и выпрямился.

— Шо встал, бисова душа? — крикнул тот.

Я сделал вид, что очень устал. Вытер рукавом воду с лица и спросил:

— Пане мает цигарку?

Почему-то мне показалось, что я говорю на украинском. Но он понял. Скривился:

— Свою иметь надо.

— Будь ласка, — попросил я.

Украинец подумал и полез в карман за пачкой. Я двинулся к нему, украинец крикнул, чтобы на месте оставался. А до него уже не больше пяти шагов. Парень вынул из кармана пачку, хотел достать из нее сигарету и кинуть мне, но шел дождь. Тогда он приказал показать, что у меня в руках. Я продемонстрировал пустые ладони и вновь пошел к нему.

За мной наблюдали другие пленные. Двое отошли в сторону будто по нужде, а с другой стороны площадки еще трое должны были затеять потасовку, чтобы отвлечь внимание охраны.