Сверхбогачи

Взглянем теперь на другую вспышку роскоши. 15 октября 1971 г. в Персеполе на развалинах столицы бывшей Персидской империи, подчеркивавших ее величие, посреди ныне пустынной местности было разбито 60 фантастических по богатству и довольно безвкусных шатров для приглашенных гостей и самого императора. Шатры, натянутые на колья из благородных сортов дерева, были изготовлены из непромокаемого материала. Обитые изнутри красным бархатом, шелком и искусственной кожей, шатры были обставлены дорогой мебелью и мраморными столами и освещены золотыми и бронзовыми светильниками. Кушанья и напитки на торжественный банкет были самолетами доставлены прямо из Парижа, из ресторана «Максим». Повара, буфетчики и официанты — тоже из Парижа. Для того чтобы торжественный обед протекал без помех, иранская авиационная компания установила «воздушный мост» между Парижем и Персеполем. (Оно и понятно: как иначе перебросить без потерь и срочно 25 тыс. бутылок дорогих марочных вин «Шато Лафит Ротшильд» по цене 100 долл. за бутылку!)

Празднество по ценам того времени обошлось в 100 млн. долл. Вскоре один американский журналист получил у шаха интервью. «Не преувеличивает ли молва расходы и пышность юбилейных празднеств в Персеполе?» — несмело поинтересовался он.

Шах тогда (в первый и последний раз) сформулировал свой взгляд на личную собственность государя и на ее переплетение с собственностью государственной. Он так выразил свою мысль: «Вы у себя на Западе не понимаете моей философии власти. Персы считают своего государя отцом. Все, что принадлежит им, принадлежит и их отцу. Все, что израсходует отец, считается, что израсходовали они. И я не сделал ничего другого, как только отпраздновал семейный день рождения. А глава семьи — это тоже я». Вот и все, что касается переплетения личной и государственной собственности в Иране.

Что же касается государственной тайны, то французский историк Жерар де Вийер, поддерживавший хорошие отношения с шахским двором, так характеризовал обстановку: «Абсолютное требование держать все в тайне не позволяет получить даже приблизительные данные относительно шахского имущества. Все, что связано с имуществом государя и остальных членов клана Пехлеви, хранится в глубочайшей тайне, то есть является совершенно секретным. Своими финансовыми делами государь руководит единолично или через единственное доверенное лицо — заместителя министра двора. Часть шахского имущества составляют огромные земельные владения, которые не были поделены между крестьянами во время земельной реформы. Судя по всему, шахским имуществом в целом управляет швейцарский банк «Юнион де бэик Сюиз». Доходы шаха складываются из самых различных источников — от вкладов за рубежом до нефтяных танкеров и дворцов. Иногда наружу просачиваются и более подробные сведения, а точнее говоря, сплетни о размерах богатств шаха. На основании этих слухов можно лишь сказать, что речь идет о многих миллиардах долларов, находящихся в личном владении шаха, даже если оставить без внимания семейные предприятия, замаскированные под государственные фирмы».

Боясь нарушить тайну, люди в Тегеране только шепотом делились сведениями о богатствах шаха друг с другом. Говорили, например, что гостиница «Хилтон» в Тегеране является, собственно говоря, собственностью шаха и что одна из сестер шаха за 5 млн. долл. построила себе дворец из розового мрамора. Другая его сестра, принцесса Ашраф, имеет даже три дворца в Иране, виллу на французской Ривьере, две роскошные квартиры в Париже и одну в Нью-Йорке. Кроме того, она — главный акционер иранской лотереи и каждую неделю загребает себе миллионы из прибылей этого предприятия.

Де Вийер на основе таких отрывочных сведений и слухов однажды заявил: «Жизненный стиль семейства Пехлеви поверг бы в финансовую катастрофу и разорил бы самого Рокфеллера...»

Все это, однако, мы, пользуясь американским выражением, назвали бы только «мелкими орешками». Драгоценности короны — большей частью наследие от дальних предков иранских шахов, и хотя они принадлежат «главе шахского семейства», в час бегства шаха они так и остались лежать в стальных сейфах государственного банка. Внешние признаки роскоши — это только косвенная, пусть и говорящая о многом, информация о размерах имущества Пехлеви. Но зато история возникновения этого богатства и техника управления им общеизвестны. И это на данный момент единственный способ, с помощью которого, пусть не в цифрах, можно определить размеры «великого грабежа».

Историю стяжательства этого богатства можно начать с истории одной лжи (или, вернее, с разоблачения этой лжи). Сам шах и его окружение с помощью западных крупных газет, рыдающих над их судьбой, изобразили крушение монархии в Иране таким образом, будто была свергнута старинная королевская династия.

На самом деле ничего подобного не было. Отец шаха был простым, не знавшим грамоты погонщиком ослов. В конце прошлого века он приплелся в Тегеран из бедного селения и бродил по нищим окраинам города в поисках хоть какой-то работы и куска хлеба.