Сверхчеловек

А вариантов, собственно, тоже немного: поскольку я не могу сам добраться руками или инструментами до своего органа мышления, следовательно, травмы свои мне придётся лечить… Тоже мысленно! То есть — дистанционно! С помощью всё того же телекинеза!

Но откуда мне взять этот чёртов телекинез, если он пропал?

Замкнутый круг какой-то…

Э-э, чего я парюсь? Буду стараться просто — думать. О том, как внутримозговые пробоины и раны — затягиваются. Сами. А отмёршие и повреждённые ткани, и кровоизлияния сами-собой — выводятся. Прочь из черепа. И поскольку Ханс сказал, что у меня теперь вместо затылка — стальная пластина, думаю, это будет нетрудно. Так как наверняка эта пластина ещё не срослась с костями. И щели и отверстия между ними — точно есть!

Думал я о том, как затягиваются мои внутричерепные раны, и удаляется отмершая и повреждённая ткань через щели, всего, кажется, с час. (Заодно крошечной частью мозга прикидывая, где мне теперь искать эту чертовку. Хотя бы для того, что высказать то, что о ней думаю. Ну, или снова «использовать». Хотя бы для того, чтоб отомстить. За попытку убийства. И наиболее вероятным мне кажется, что так она и осталась на «Сармакше Втором». На орбите. Ведь всё про него, и как управлять — теперь знает! И не такая дура, чтоб лететь на нём домой! Взорвут потому что к чертям собачьим! Как вражеский.)

Но эффект моих «стараний» сказался! Результат сразу показал мне, что я на верном пути: к концу этого часа я уже мог двигать кончиками пальцев рук! Ну, вернее, только первыми их фалангами, и только на доли миллиметра, но видно мне было это движение, когда скашивал, как мог, глаза, очень отчётливо! (Как не вспомнить «Убить Билла»!) Да и под затылком ощущал я — мокро!

Значит, выходит из меня постепенно отмершая и повреждённая ткань. И зарастают пробоины. И обретаются мои бывшие сверхспособности!

Потому что уже смог я мысленно приподнять краешек простыни!!!

Но на большее пока не решился: это усилие отдалось противной ноющей болью в глубине черепной коробки — ближе к затылку. Значит, пока — отставить!

Не страшно, что простыня шевелится лишь чуть-чуть. Шевелится же!

Не буду пока перенапрягаться, и сосредоточусь на — как раз затылочной части черепа. Выведу оттуда всё, что отмерло. И повреждено. Но — только когда отдохну!

Потому что заметил у себя одышку: устал от, пусть мысленных, но — усилий…

Очнулся не знаю через сколько часов — разбудили потому что.

Входит снова моя престарелая медсестра, и с ней давешний доктор.

Доктор снова пытается меня ощупать, и заставить какой-нибудь частью тела подвигать. Ага, не такой я идиот, чтоб выдавать себя! Но глазами старался показать, что и правда — стараюсь. И напрягаюсь.

Длилось, впрочем, это недолго: пару минут. Потому что явно не верит и сам доктор, что я уже очухался, и могу двигаться. А потом за меня взялась медсестра. Воткнула мне в иглу, так и закреплённую в вене, очередную трубку. Думаю, с каким-то питательным раствором. Потому что не прошло и пяти минут, как почувствовал я себя куда бодрее. Но виду, понятное дело, не подал. А ведь толстячок, так и впившийся глазами мне в лицо, расспрашивал как раз об этом:

— Ви чувствовать больше сила? Вам есть лючше?

Фиг тебе, приспешник нацистов: моргаю каждый раз — два раза. Взгляд делаю совсем уж страдальческий. Пусть-ка испытывают ко мне презрение или жалость. Но — не страх! Я ведь не знаю даже приблизительно, сколько уйдёт на полное восстановление!

Наконец через ещё минут десять они опустевшую капельницу отключили, и удалились. Доктор пофыркивая, и снова подпрыгивая, медсестра — молча. Вот уж она — достойный выкормыш «гитлерюгенда» — смотрит на меня всегда как на врага…

Раз уж разбудили и «накормили», самое время продолжить мои упражнения.

Оглядываюсь теперь внимательней: нет, всё верно. Видеокамерами моя каморка не оснащена. Да и правильно: зачем они нужны нацистам на собственной же базе?! Хотя…

Нет, они могли бы, конечно, следить за своими же. Но, похоже, до сих пор сомнений в лояльности больных подчинённых у Ханса не возникало. Ну, или он просто не хотел заморачиваться с добычей на «большой земле», и установкой всего этого хозяйства.

Мне это на руку. Своих действий и начавшихся (!) движений тела уже не скрываю. А про то, что с меня при этом сошло семь потов, рассказывать неинтересно: важен только конечный результат! Ну так он вполне ощутим: могу поднимать и опускать целый стул (!) который обнаружил в углу, и двигать руками и ногами. Ну, точнее — пальцами. А вот головой пока — нет. Она словно слилась с шеей, и пока не желает шевелиться. И напарник, как я было в глубине души надеялся, не появляется.

Пожертвовал собой, значит, ради меня…

Ну, ничего: уж я отомщу за него этой дряни!

Да и Хансу — за угрозы, гонор и спесь. А ещё — не бывать «сверхчеловеком» чёртову немцу. Это — только для избранных. Англосаксов!

Но всему своё время.

Спустя пару часов, которые показались мне вечностью, решаю я снова угомониться. Тем более, что и весь «питательный» раствор, которым меня напичкали, кажется, израсходовал: слабость наваливается…