Сверхдержава

– Мне нравятся немцы, – сказала Таня. – Я люблю Берлин и Дрезден. Только… Я все равно немножко боюсь вас. Вас есть за что бояться. А вот русских – не за что. Безопаснее страны, чем Россия, не существует. Я понимаю, что с вашей точки зрения мы немножко странные. Вы у меня уже пятый немец – у нас бывает много гостей из Германии, и мне часто приходится работать гидом. Некоторые из немцев, которые ездили со мной вот в этом же эмобиле, смотрели на меня, как на некий доступный объект, не имеющий права на собственное мнение. Они обижались, когда я не хотела разыскивать вместе с ними алкогольную зону. Они были уверены, что я просто глупая девочка, лишенная человеческих чувств, но с хорошей попкой… Мне нравится, что вы не такой, Рихард.

– Я не такой, – соврал Шрайнер. Уши его слегка покраснели.

– У меня были проблемы с одним немцем, – призналась Таня. – Его звали Курт, и он твердо решил затащить меня в постель. Он приставал ко мне, даже предлагал мне деньги. Но была одна проблема – он мне не нравился, был совершенно не в моем вкусе. В бассейне он почти стащил с меня трусики… Он пользовался тем, что я не могла врезать ему как следует. Вы знаете – у нас с этим просто: если я говорю "нет", это означает просто "нет", и ни в коем случае – "да, но с определенными условиями". Этот Курт был таким огромным и агрессивным… Но, конечно, своего он не добился. И знаете, что он сделал?

– Что?

– Пошел в деканат и настучал на меня. Вы знаете, что значит слово "настучать", Рихард?

– Знаю.

– Он заявил, что я постоянно пыталась его трах… Простите. – Таня порозовела. – В общем, наговорил обо мне кучу гадостей. Мне пришлось пройти дополнительное психотестирование.

– И что?

– Тестирование показало, что Курт врал. Я думаю, что никто в деканате в этом и не сомневался. Русские не имеют привычки врать. Если бы я спала с ним, то я сама бы об этом сказала. Никакого криминала в этом нет – это моя личная жизнь, и никто не вправе в нее вмешиваться. Но все равно мне было неприятно.

– Танечка… – Шрайнер собирался с мыслями, запутался уже в собственных мыслях, и все же выдавил из себя наболевший вопрос. – Танечка, вы такая же, как все остальные русские? Вы не чувствуете своей отличности от других?

– Я совершенно обычная. Правда, у меня довольно высокий интеллектуальный коэффициент – один из лучших в нашей группе. Но по всем остальным показателям… – Таня засмеялась. – Рихард, почему вы меня об этом спрашиваете? Вы подозреваете, что я – какой-нибудь скрытый диссидент?

– А почему вы рассказываете мне об этом подонке Курте?

– Потому что мне так захотелось. Захотелось об этом рассказать, и я это сделала. Вы находите это неестественным?

– Вы отличаетесь от других, Таня. Вы живая. А многие русские кажутся какими-то совсем уж… неодушевленными.

И Шрайнер рассказал про таможенника в аэропорту.

– А, вот оно что, – сказала Таня. – Так это "тормоз". Вы говорите, что он в тюрьме раньше сидел? Тогда точно "тормоз".

– Что сие значит?

– Это мы их так называем. Есть у нас такие тормозные люди. Раньше у них были выраженные агрессивные наклонности. После прохождения курса психореабилитации агрессия исчезла, но появилась некоторая эмоциональная холодность. Говорите, он вам не улыбнулся?

– Именно так.

– "Тормоза" никогда не улыбаются. Зато они самые дисциплинированные, работают в основном государственными служащими. В бизнес "тормоза" не идут.

– Понятно, – Шрайнер кивнул головой. – Можно я закурю?

– Конечно. Только включите дымовой фильтр.

Рихард Шрайнер нажал на кнопку, и кресло его опустилось в полулежачее положение. Он курил и думал о том, что теперешняя Россия – действительно пикантное блюдо, с непривычным сочетанием простодушия и замкнутости, личной свободы и безусловной дисциплинированности. И вот еще новые слова: "неиммунные", "тормоза", "тестирование", "психореабилитация". Стоило обмозговать все это.

Таня пообещала, что он скоро привыкнет. Резон в ее словах был.

Шины тихо шуршали по дороге. По показывали передавали концерт какой-то древней русской рок-группы. Седые бородатые старички с гитарами пели про крутой поворот.

Шрайнер думал.

* * *

Шрайнер стоял в телефонной будке и набирал телефонный номер. Конечно, можно было воспользоваться фолдером как телефоном, но Шрайнер не доверял ему. Компьютер был русским и наверняка прослушивался. Разговор же предстоял конфиденциальный.

– Здравствуйте, – сказал Шрайнер в трубку, немецкий акцент его усилился от волнения. – Могу я слышать господина Шепелева?

– Это я. Простите, с кем я разговариваю?

– Я не могу сказать. Сейчас не могу. Извините. Я не был в Москве восемь лет. Вадим… Вадим, вы слышите меня? Это разговор не для телефона. Мне нужно поговорить хоть с кем-то из тех, кто знал… Вадим, может быть, вы вспомните меня…

– Подождите… Боже мой… Неужели это вы?

– Да, да. Нам нужно встретиться.

– Подождите… – собеседник явно пришел в замешательство. – Я даже не знаю… Нет, я не могу, извините. Всего хорошего…

– У вас же свобода в России! Вы можете делать все, что хотите! Почему вы боитесь? Где мы встретимся?