Сверхъестественное в первобытном мышлении

Могут задать вопрос: что же тогда не является вакан? Такой вопрос в действительности может быть поставлен с точки зрения логического мышления, которое требует строго определенных понятий, с конкретным содержанием и объемом. Пра-логическое мышление не испытывает нужды в таких понятиях, особенно когда речь идет о коллективных представлениях, одновременно конкретных и весьма общих. Вакан является чем-то мистическим, с чем какой-нибудь предмет может быть и не быть сопричастным, смотря по обстоятельствам. «Сам человек может сделаться вакан после поста, молитвы, видений». Данное существо, таким образом, вовсе не обязательно либо вакан, либо не вакан; и одна из функций знахаря как раз в том и заключается, чтобы избегать в этом пункте ошибок, могущих быть роковыми. Вакан лучше всего было бы сравнить с флюидом (жидкостью), который циркулирует и распространяется во всем, что существует, и который является мистическим началом жизни и сил существа и предмета. «Оружие юноши является вакан: к нему не должна прикасаться женщина. Оно заключает в себе божественную силу… В день сражения воин молится своему оружию».

Если наблюдатель, сообщающий факты, начинает истолковывать их тут же, как это почти всегда происходит, если он не принимает в расчет различий, которые существуют между логическим и пра-логическим мышлением, то он приходит к теории антропоморфического анимизма. Вот, например, что говорит нам Шарльвуа по поводу тех же североамериканских индейцев: «Нет ни одной вещи в природе, если верить дикарям, которая не имеет своего духа, однако духи эти разного порядка и не все имеют одну и ту же силу. Если они чего-нибудь не понимают, то они видят в этом проявление высшего гения, и в таком случае они обычно выражаются так: „Это дух“, т. е. эта вещь есть вакан. Совсем также йяо говорят: „Это мулунгу“».

Спенсер и Гиллен, хотя и они являются сторонниками анимизма, слишком внимательные наблюдатели, чтобы не отметить наличия этих коллективных представлений, столь загадочных для логического мышления. Они заметили, что некоторые выражения употребляются в качестве то существительных, то прилагательных. Например, арунгквильта у арунта означает «зловредное магическое влияние». Про опоссума, про тощего эму говорят, что они либо арунгквильта, либо одержимы арунгквильта. Это выражение применяется без различия либо к зловредному влиянию, либо к предмету, в котором это влияние временно или постоянно пребывает. В другом месте Спенсер и Гиллен говорят, что арунгквильта является то чем-то личным, то чем-то безличным. Например, в качестве причины затмений арунгквильта имеет личный характер. Арунта верят, что затмения обязаны своим происхождением периодическим налетам арунгквильта, которое хочет поселиться на солнце и навсегда закрыть его свет. Этот злой дух может быть прогнан только силой знахарей. Даже чуринга, которая признается австралийцами за священное живое существо, а по некоторым наблюдениям — за тело личного предка, превращается в некоторых случаях «в мистическое свойство, присущее предметам». Чуринга, определенно говорят Спенсер и Гиллен, употребляется то как существительное, когда она обозначает священную эмблему, то как качественное прилагательное, обозначающее нечто священное или тайное.

Точно так же у туземцев Торресова пролива, «когда в какой-нибудь вещи обнаружено что-либо замечательное или таинственное, то ее могут рассматривать как зого…Дождь, ветер, какой-нибудь конкретный предмет, жертвенник могут быть зого». Зого бывает личное и безличное. «Зого относилось к определенным группам туземцев в целом, но оно являлось также свойством некоторых лиц, зоголе, которые одни знали церемонии, связанные с зого, и которые, следовательно, одни совершали соответствующие обряды… Я не нахожу лучшего выражения для перевода зого, чем выражение священный. Термин зого употребляется обычно как существительное, даже когда следовало бы ждать, что оно является прилагательным».