Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее

Социальный психолог Джеймс Пеннебейкер на протяжении всей своей карьеры изучал взаимосвязь между саморазоблачением и здоровьем человека[712]. В рамках одного из ранних и весьма показательных исследований[713] он попросил двести взрослых участников рассказать о своих проблемах и лишениях в детстве и зрелом возрасте — разводе родителей, смерти близкого родственника, сексуальном и физическом насилии и о других травмах, — а также оценить, насколько часто они обсуждали все эти события с другими людьми. Неудивительно, что об одних событиях люди откровенничали намного чаще, чем о других. Чаще всего с родными или друзьями обсуждались трудности, которые имели место уже во взрослой жизни, а также те, которые все равно трудно скрыть и которые меньше всего порицаются в обществе, скажем смерть родителя. Как показало исследование, участники, которые рассказывали другим о своих проблемах, как правило, чувствовали себя совсем неплохо, тогда как те, кто хранил свои беды в секрете, со значительно большей вероятностью, чем остальная часть группы, имели как незначительные, так и серьезные проблемы со здоровьем, от высокого артериального давления, гриппа, головных болей до язвы желудка и рака. И самое примечательное, главным предиктором проблем со здоровьем оказался не тип пережитых человеком неблагоприятных обстоятельств, а факт их сокрытия. Иными словами, смерть близкого родственника, о которой мы никому не рассказываем, окажет на наше здоровье не менее негативное влияние, чем сексуальное насилие, которое хранится в тайне ото всех. В результате исследований в этой области Пеннебейкер пришел к выводу, что «отказ от обсуждения негативного события с кем-либо или от сообщения о нем может причинить больший ущерб, чем сам негативный опыт»[714]. Так что, судя по всему, хранить секреты крайне вредно для здоровья.

Это касается очень многих сверхнормальных людей, у которых есть те или иные секреты; к счастью, другая работа Пеннебейкера позволяет предположить, что рассказывать о своих проблемах никогда не поздно, что огромным облегчением может стать разговор о самых темных днях[715] даже спустя много лет после этих событий. В рамках одного исследования, проведенного совместно с Далласским мемориальным центром изучения холокоста, социолог опрашивал жертв холокоста[716], средний возраст которых составлял шестьдесят пять лет. Так вот, за сорок лет, прошедших с момента окончания Второй мировой войны, только треть участников исследования подробно обсуждала этот страшный опыт с другими людьми. Причины, по которым остальные две трети этого не делали, наверняка покажутся знакомыми любому сверхнормальному человеку: жертвы холокоста просто хотели идти вперед, забыв о прошлом; они чувствовали, что никто не поймет их уникальный опыт; им не хотелось расстраивать родных и друзей. Далее участникам исследования предложили все же обсудить время, проведенное в концлагерях, трудовых лагерях и гетто; беседа длилась от одного до двух часов. Год спустя у тех, кто смог более свободно говорить о своем страшном опыте, наблюдались явные улучшения состояния здоровья. Аналогичное исследование, проведенное в сотрудничестве с Фортуноффским видеоархивом свидетельств холокоста при Йельском университете, выявило, что жертвы, которые хотели и могли говорить о холокосте[717], как бы трудно это ни было, также сообщали о лучшем здоровье, как физическом, так и психическом.

Разумеется, мысль, что обсуждение того, что гложет и беспокоит человека, может иметь целебный эффект даже спустя годы после ужасного события, предложена не Пеннебейкером. Она лежит в основе исповеди в христианстве; на ней базируется и психотерапия[718]. В конце XIX века Зигмунд Фрейд и его коллега, венский психотерапевт Йозеф Брейер, выдвинули идею так называемой разговорной терапии[719]. Они предположили, что многие эмоциональные и физические симптомы являются следствием невысказанных воспоминаний, обычно о негативных, тревожащих событиях. Они также высказали мысль, что, если предоставить человеку возможность поговорить об этих воспоминаниях, произойдет своего рода разрядка негативных чувств, за которой последует катарсис, и симптомы ослабнут либо исчезнут. Сегодня, более ста лет спустя, существуют десятки всевозможных форм психотерапии, эффективность которых подтверждена экспериментальным путем, но почти все они требуют, чтобы клиенты в той или иной степени рассказывали о своих страданиях. Некоторые исследователи в области психотерапии сделали такой вывод: все добросовестные подходы к психотерапии скорее похожи друг на друга, чем отличаются[720]; практически все формы терапии — от психоанализа до бихевиористской и когнитивной психотерапии — в той или иной мере являются разговорными.

* * *