Дженнифер могла точно назвать момент, когда поняла, что предыдущей терапии конец; это случилось за несколько месяцев до того, как она фактически прекратила посещать сеансы. Тот определяющий момент настал, когда Дженнифер рассказала психотерапевту о пикнике, на который она ходила с друзьями, многие из которых взяли на природу маленьких детей, и те весело носились по поляне вокруг взрослых. Дженнифер была замужней женщиной лет тридцати, и в тот период как раз пыталась решить важнейший для себя вопрос: захочет ли она когда-нибудь иметь детей? Надо сказать, раньше этот вопрос вообще казался ей «недостаточно нормальным» для того, чтобы его обдумывать. На пикнике Дженнифер постоянно беспокоило, что бегающие вокруг дети каким-то образом догадаются, что с ней что-то не так, что ее не должно быть там, где находятся они. Промучившись несколько дней, Дженнифер записалась на прием и рассказала о своих проблемах предыдущему психотерапевту. «Я сказала, что, возможно, мне нужно было бы выйти замуж за мужчину с детьми, чтобы я могла пропустить все это, — вспоминала Дженнифер позже, уже в беседе со мной. — Сейчас, оглядываясь назад, мне непонятно, зачем я это сказала и что имела в виду. Думаю, я этого никогда не узнаю, потому что психотерапевт меня об этом не спросила и даже не попыталась оспорить мое странное заявление. Она просто кивнула, причем, как мне показалось, не без некоторого облегчения в связи с тем, что у меня нет детей; так я, во всяком случае, поняла ее реакцию. Как бы там ни было, я почувствовала, что она подтверждает мою гипотезу о том, что я недостаточно нормальна, чтобы иметь нормальную семью». Иными словами, Дженнифер протестировала реальность и своего психотерапевта, и ее терапевт этот тест не прошла.
После того сеанса Дженнифер послушно следовала всем назначениям, но почему-то начала чаще замечать на стоянке автомобиль своего психотерапевта — с ярким детским автокреслом внутри. Теперь Дженнифер казалось, что ее психотерапевт врач, а она больная. Что ее психотерапевт — здравомыслящая женщина, а Дженнифер не в своем уме. Ее психотерапевт нормальная, а Дженнифер ненормальная. Ее психотерапевт достойна иметь нормальную семью, а Дженнифер нет.
Спустя некоторое время Дженнифер предоставила своему психотерапевту новую возможность укрепить ее в страхах и сомнениях. На сеансе она упомянула о еще одном общественном мероприятии, на этот раз на работе, предполагавшем общение с детьми. Тогда Дженнифер с немалым удивлением отметила, что резвилась с сыновьями и дочерьми коллег без напряжения и даже с удовольствием. Кто-то из коллег даже попросил ее время от времени присматривать за его ребенком. «Может, я все-таки
«Знаете, я ее чуть не возненавидела за это, — призналась Дженнифер, — и больше к ней не ходила. Тогда я этого не знала, но теперь понимаю, что мне очень хотелось, чтобы она усомнилась в обоснованности моего страха относительно того, что мне никогда не стать хорошей матерью. Думаю, в определенном смысле это была довольно эффективная психотерапия, потому что я перестала посещать ее с мыслью, что ни за что не позволю никому себя недооценивать. Благодаря этому я поняла, что она во мне ошибалась. И что я в себе ошибалась».
Говорят, дети чем-то похожи на маленьких ученых[828]
. Они рождаются с неистребимым желанием понять окружающий мир и приспособиться к нему, и в ходе этого разрабатывают собственные теории о том, как все работает. Машины гудят. Кошки мяукают. Кухонная плита может быть раскаленной, но не все время. Когда эти теории снова и снова получают подтверждение, они становятся убеждениями, которые впоследствии обычно крайне трудно изменить. Очень многое из того, что мы считаем обучением, предполагает познание материального мира, обретение понимания того, как в нем функционируют