Сверхновая американская фантастика, 1994 № 4

Это произошло на следующее утро после выборов. Мы прогуливали занятия по пению. Четверо балбесов носились по коридорам академии, как взвод малолетних коммандос: Чарли — ведущий, мы с Хьюи — посередине, Блин — замыкающий. Он все время прикрывал рот рукой, чтобы не смеяться. Где-то в глубине сводчатого, тускло освещенного коридора скрипнула дверь, и мы шмыгнули за угол, стараясь не дышать, пока дверь снова не закрылась. Сдерживая смех, Блин надул щеки и весь скорчился. А когда Чарли дал ему разок по макушке, бедный малыш чуть было не сплоховал.

— Молчок! Слышишь? — шепнул Чарли. — Из-за твоего дурацкого смеха нам всем попадет.

Тут я решительно — будто мы были на воскресной службе — пихнул Чарли и велел ему заткнуться:

— Это ты нас подставишь, ты вытащил нас из класса.

Правда, тогда я пошел за ним весьма охотно, но теперь наше поведение предстало в несколько ином свете.

Точно, подставит, поддержал Хьюи, — правда, довольно оригинальным способом.

За несколько минут до этого произошло вот что. Двое мужчин в темных костюмах вошли в комнату для репетиций. Мы разучивали хорал под названием «Реквием». И мистер Кеммельман был явно недоволен, что нас прервали. Однако когда незнакомцы что-то ему сказали, он отдал свою дирижерскую палочку нашему старосте, пообещал скоро вернуться, призвал нас сосредоточиться и продолжать заниматься как обычно, после чего удалился вместе с незнакомцами.

Тотчас же Чарли схватил меня за рукав: «Давай смоемся, Бен!» — и потащил в коридор. Вслед за нами выбежал Хьюи, а за ним, как привязанный, — этот дурачок Блин. В зале для репетиций, где находилась примерно сотня ребят, гам стоял невообразимый. Не надо было большого ума, чтобы догадаться: приходили агенты секретной службы.

После всеобщих выборов мы порядком удивились: стало возможным то, во что еще полгода назад не верилось. Сенатор Джек Уилок, самый известный выпускник Академии имени Готорна, выдвинул свою кандидатуру на пост президента от реакционного движения «Новых правых» и в предвыборной борьбе обскакал как нынешнюю президентшу-демократшу, так и ее соперника от республиканской партии. Несколько лет Уилок состоял членом попечительского совета академии, и в древних запыленных отчетах значилось, что и он, и мистер Кеммельман были выпускниками 1968 года. Эти факты плюс появление людей в черных костюмах позволяли заключить, что, возможно, однокашник нашего педагога заехал к нему на пару минут поболтать.

…Короткая передышка закончилась. Чарли жестом предложил двигаться дальше. Надо было подчиняться.

Мы бросились по коридору, завернули за угол и тут остановились: до нас донесся звук закрываемой парадной двери. По фасаду шли высокие готические окна, и через них далеко вдали были видны Белые горы, покрытые густым заснеженным лесом. Внизу у подъезда на широкой полукруглой подъездной аллее пыхтел с невыключенным мотором шикарный, сверкающий лаком лимузин. По левую сторону от него стоял наш хормейстер со своими двумя сопровождающими. Один из них указывал Кеммельману в направлении машины.

— Видали, какого калибра железка у этого парня? — прошептал Чарли. — По меньшей мере тридцать восьмого. У него под мышкой спрятано. Такая штука может проделать в человеке дырку величиной с грейпфрут.

— А если в Блина попадет, то вообще хоронить будет нечего, — пробубнил Хьюи. — А не послать ли нам его на разведку?

Блин отпрянул назад, мотая головой. Тут уж ему стало не до смеха.

— Гляньте, парни! — воскликнул я. — Гляньте!

Когда мистер Кеммельман приблизился к лимузину, шофер открыл заднюю дверцу, и из машины появился Джон Исайя Уилок.

Мы прильнули к окнам, как ребятня прилипает к витрине кондитерской. Человек, стоящий внизу, не был красивым в классическом смысле, но его выразительные черты приковывали внимание. Пышная корона аккуратно причесанных, серых с проседью волос придавала его облику особую значительность. Отливали синевой выбритые щеки, глубокие морщины залегли у крыльев носа, около глаз обозначились «гусиные лапки». Этот человек был надежен и основателен, как заснеженные горы вдали, явно из тех, кто везде чувствует себя как дома. Уилок показался мне симпатичным. Но когда он пожал руку мистеру Кеммельману и как-то принужденно его обнял, что-то внутри меня екнуло. Он улыбался неестественно. Это была улыбка хищника.

— Ну вот, — сказал Хьюи. — А Кеммельман разбивается в лепешку, чтобы заставить нас петь по-латыни.

Блин хмыкнул, хотя вряд ли он знал о противодействии Уилока законопроекту, по которому испанский стал бы у нас вторым государственным языком. Уилок заявил, что граждане, обратившиеся за пособием, должны будут в обязательном порядке пройти собеседование по английскому языку. Материальную помощь получат лишь те, кто владеет им на достаточном уровне. Все для того, чтобы сохранить в чистоте родную речь.