Сверхновая американская фантастика, 1995 № 01

Вообще-то, это было правдой. Сжимая в потной руке булочку, Памела медленно улеглась на диван. Когда голова ее коснулась подушки, она почувствовала, что во рту у нее пересохло. Дрожащими пальцами она засунула булочку под майку.

— Что я делаю? — прошептала Памела.

Она прижала булочку к телу обеими руками, как сказал ей Григгс и бессмысленно уставилась в потолок.

— Расслабьтесь, — раздался голос Григгса, — иначе вы не сможете вспомнить то, от чего вам хочется избавиться.

— Я пытаюсь.

Григгс откашлялся несколько раз и произнес:

— Все в порядке, мэм, вы просто боитесь того, чего не знаете. Так что доверьтесь мне, и вам воздастся. Он снова закашлялся.

Памела вскинула голову:

— Вам нужен доктор.

Он заставил ее улечься обратно одним взглядом.

— К черту докторов и к черту Армию Спасения. Можете вышвырнуть меня, когда вам угодно, но не указывайте мне, куда я должен идти, — он снова вытер рот рукавом, — вы спрашиваете себя — кто такой Григгс. Этот вопрос вас мучит. Григгс — никто. Григгс — сын Большого Города, сын трущоб. Он видел, как его мать умерла от рака, ему было семь лет, и с тех пор он стал задумываться о грехоедах — он узнал о них от одного бродяги, который пришел к умирающей мамаше. И этот вот бродяга рассказал, что она была ведьмой, хотя остальные считали ее просто сумасшедшей. Да, так вот… Григгс видел, как его мама лежала обнаженная, на кровати, а на животе у нее лежали хлеб и мясо, как будто она была обеденным столом, а бродяга сидел рядом, а потом съел эту пищу; затем бродяга потрепал маленького Григгса по плечу и сказал: «Не удивляйся, сынок, потому что я грехоед. И я забрал грехи твоей мамы, чтобы ее душа могла отправиться в рай».

Голос Григгса звучал глухо и монотонно. От него Памела постепенно впадала в транс и уже плохо понимала смысл слов. Тело ее расслабилось; сейчас она чувствовала себя маленькой девочкой, засыпающей, пока папа рассказывал ей сказку на ночь. Бродяга продолжал:

— Вскоре мама отдала Богу душу. Григгса отправили в приют, а того бродягу положили в государственную клинику. Григгса взяли чужие люди. Новая мама била его и забирала все деньги, которые Григгсу давало государство, и чем взрослее становился Григгс, тем больше ему хотелось убежать. А чем больше ему хотелось убежать, тем чаще он проводил время в обществе бродяг, собиравшихся под мостом через Кау-ривер. Тогда там было много бродяг. Впрочем, они и сейчас там есть. Один из них — вот тут-то и начинается история, мэм, — один из них был старый грязный бродяга — тот самый, который съел мамины грехи. Каждый раз, когда Григгс убегал из дому, этот бродяга рассказывал ему разные истории. Истории о том, как в давние времена в доброй старой Англии любой ребенок знал о грехоедах, а в каждом городе был собственный. Когда кто-нибудь умирал, к нему звали такого грехоеда, и он заботился о том, чтобы душа умершего попала прямо в рай. Единственная беда заключалась в том, что когда приходил черед помирать самому грехоеду, душа его отправлялась прямехонько в ад, потому, что никто уже не мог избавить его от груза грехов. Но, как рассказывал старый бродяга, это не очень-то волновало их, ибо они обладали достаточной силой, чтобы сразиться с дьяволом.

Григгс замолчал. Памела чувствовала себя полностью расслабившейся, однако спать не хотелось и она спросила, что же было дальше.

— Старый бродяга умер. Не так, как все. Он просто усох, словно кусок яблока. Умирая, он рассказал, что все грехи, которые он съел за свою жизнь, обязательно потянут его в ад, и там он останется до тех пор, пока не появится новый грехоед и не освободит его душу. Тогда все эти грехи перейдут к новенькому. Кстати, бродяга рассказал и то, что он носит в себе грехи тридцати двух поколений людей со всего света, потому что у него нет преемника. Глядя на него, в это легко можно было поверить. Григгсу исполнилось четырнадцать лет, он продолжал жить со своей второй семьей, которая была ничуть не лучше первой. Однажды он все-таки убежал, и уже не вернулся обратно. Он ушел далеко, почти до самого Манхэттена, вместе с тем старым бродягой. Здесь, у Кау-ривер, тот и умер на руках у Григгса. Затем Григгс на время покинул эту страну и скитался по всему свету, добрался даже до Боливии, все это время поедая чужие грехи. Наконец он решил вернуться обратно к реке, туда, где был его настоящий дом, и остаться здесь навсегда. Да, еще одна штука. Во время своих скитаний он выяснил, что некоторые человеческие грехи можно забирать не только у умирающего, но и у живого, вполне здорового человека. Никакие легенды этого не объясняли. Но Григгсу это было и не нужно. Кстати, мэм, подумайте о том, что скажут соседи, если они видели, как вы впускали меня в дом.

Веки Памелы отяжелели и она едва различала слабый сероватый свет. Она слышала, как бьется ее сердце, но удары были какие-то замедленные, ленивые. «К черту соседей», — хотела сказать она, — но с губ слетело только слабое бормотание. Вероятно, Григгс ее загипнотизировал, но как ни странно, эта мысль совсем не испугала ее.