Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11

Внезапно глаза Клэя наполнились страхом. Напуганная, Эша тоже посмотрела на венок из хэлы. И тут он, казалось, зашевелился. Затем вдруг как бы выцвел. Венок стал грязносерым с черными полосками. Порос чешуей. На крохотной заостренной голове заблестели злые глазки. Гадючка дважды обернулась вокруг запястий молодых, закусив собственный костистый хвост острыми, как иголки зубами.

Эша судорожно вздохнула и отдернула руку от ненавистной твари. Змея распалась. Она разлетелась по кровати сухими кусочками листьев хэлы.

Узы разорваны.

Эша, часто и прерывисто дыша, сжалась, словно кошка, у спинки кровати. Клэй оказался на полу, его левая рука была все еще протянута к потерянному счастью. Испуг в его глазах перерос в ярость. Вскочив на ноги, он закричал:

— Бабушка!

— Клэй…

Он обернул к Эше искаженное лицо.

— Это Бабушка.

Эша медленно кивнула головой. Да, эта матрона уже развернулась в полную мощь вчера ночью.

— Все из-за света. Она, должно быть, нанесла субстрат, пока мы спали, а свет активировал программу.

Словно объяснив увиденное, она могла заставить его перестать быть реальным.

— Вы двое не имели права жениться.

Эша вздрогнула, услышав эти внезапные слова. Бабушка Клэя стояла в дверях. Обернувшись простыней, Эша соскользнула с кровати. Электра была женщиной высокой и волевой: Неисцеленная — но не сломленная ни годами, ни разочарованиями. Ее густые седые волосы были зачесаны назад и заплетены ниткой раковин каури, подчеркивая весь царственный облик колдуньи. Всю жизнь Электра провела на ферме, на ее глазах все друзья и родственники, поддавшись страху или сомнениям, покинули родной дом, чтобы принять Исцеление. Что наложило неистребимую печать горечи, подобную стойкому вкусу лечебного чая из трав. Электра смогла выдержать все благодаря чувству неотторжимости от этих мест, и уверенность в том, что она живет не сама по себе, а проникнув сознанием в родную землю и пропустив ее сознание в себя, помогла создать союз, который не выдержал бы расставания и не мог быть подменен даже бессмертием, обещанным Исцеленным. Теперь Бабушка сверлила Эшу взглядом.

— Воровка, — произнесла она голосом полным тайной угрозы. — Ты пришла сюда, воспользовалась моим гостеприимством, желая лишь похитить мое наследие.

Колдунья обратила свой гнев на Клэя.

— А ты. Что ты хотел показать этим браком? Ты хочешь уйти отсюда? Получить Исцеление и оставить меня и эту ферму? Ты последний остался, Клэй. Последний. Все мои дети предали меня и эту землю, что вскормила их. Ты тоже хочешь уйти?

Под ее словами Клэй сжался, как жестяная банка в сильной руке.

— Все не так, Бабушка. Ты знаешь, я никогда не покину тебя, — он тревожно взглянул на Эшу. — Она теперь жена мне и может остаться со мной до самой смерти. Разве не так, Эша?

Эша приоткрыла рот. На глаза наворачивались слезы.

Электра лишь глянула на лицо девушки и с отвращением поморщилась.

— Не останется она с тобой. Только посмотри на нее. Еще до заката она покинет тебя и никогда больше не ступит на эту землю. — Бабушка топнула мощной ногой и развернулась, чтобы уйти. — Ты принадлежишь этой земле, Клэй, — бросила она через плечо. — Здесь твоя жизнь.

Эша, словно завороженная, слушала как стучали босые пятки Электры, которая удалялась по огромному коридору распластавшегося по земле одноэтажного дома. Когда шаги стихли, девушка обернулась к Клэю.

— Нам надо поговорить…

Ее слова, похоже, вывели фермера из транса.

— Я не желаю с тобой разговаривать! — закричал он на свою молодую жену.

Схватив брюки со спинки кресла, он натянул их; плотная ткань обхватила его бедра, как вторая кожа.

— Клэй!..

Просунув голову в старый, изношенный свитер, он прорычал сквозь зубы:

— Одевайся и убирайся. Уходи сейчас же, я не хочу тебя больше видеть.

Клэй резко распахнул дверь спальни, выходившую в сад, и вбил ноги в ботинки, ждавшие его снаружи на пороге.

— Постой, Клэй! — взмолилась Эша.

Но с тем же успехом можно было умолять ветер. Клэй спрыгнул с порога и побежал через сад, вспугнув стаю голубей с заиндевевшей травы кикуйу из-под обнаженных деревьев.

Эша нашла мужа почти часом позже на самом дальнем, верхнем краю сада. Он сидел, прислонившись к дереву, в руке бессильно повисли садовые ножницы. Клэй созерцал простиравшийся внизу вид: за домом и садом, спускавшимися террасами, в трех с половиной тысячах футах ниже уходил в бесконечность перешеек Мауи, и еще дальше к западу — горы и синяя даль моря. Это великолепное, умиротворяющее зрелище, всегда внушало Эше чувство глубокого благоговения. И все же я улетаю. В этот момент ее намерение казалось лишенным смысла. Во всей Вселенной не найти лучше дома, чем здесь, рядом с Клэем. И тем не менее решимость покинуть родную планету не оставляла девушку. В этом раю обнаруживалось врожденное беспокойство ее натуры: род безумия.