Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11

Предусмотрено захоронение целого ряда предметов специально для тех, кто попытается копать там. Каждый из разработчиков помещал в центр сооружения саркофаг. В нем должно находиться большое количество материала разъяснительного свойства: от списков радиоактивных элементов, захороненных в этом месте, до самой периодической таблицы элементов, для сравнения с надписями на стенах.

И все же подземные склепы могут быть разграблены. Но тут стоит обратиться к опыту шумеров. Около третьего тысячелетия до н. э. они начали вести записи на маленьких глиняных табличках, которых к началу нашей эры накопилось видимо-невидимо. Благодаря этому мы имеем теперь непрерывную цепь документов, подробно описывающих религию, верования, экономику, обычаи шумеров.

Подобным же образом мы должны усеять площадку захоронения маленькими керамическими табличками, насыщенными предупреждающей информацией. Так можно перехитрить, с одной стороны, вандалов, всегда покушающихся на большие, внушительные памятники, а с другой стороны, — стихии природы. Под влиянием эрозии таблички выйдут на поверхность: освобожденная временем информация.

С условием, конечно, что местные жители смогут прочесть их. Но современным языкам не суждено без изменений пересечь моря тысячелетий.

Языки меняются непредсказуемо. Они так сложны, что склонность к упрощению какой-то одной части (скажем, английский свел в одно артикли и глагольные формы всех трех родов), неизбежно приведет к усложнению другой (в том же английском стало больше неправильных глаголов). Исторические события вносят свои коррективы. Основная причина столь значительных отличий фризского языка, на котором разговаривают на севере Нидерландов, от его ближайшего родственника в германской группе языков — английского — в том, что англы подверглись завоеванию норманнов, а фризы — нет.

Даже искусственно сконструированные языки не могут избежать внешних воздействий. Эсперанто, на котором в свое время разговаривали около 50 000 человек, был раз и навсегда лишен будущего, когда США и СССР наложили вето на его использование в качестве рабочего языка ООН. Кроме того, ни один «естественный» язык не появляется сам по себе, в изоляции, с самых древних времен. Наш мир покрыт сетью всевозможных коммуникаций, поэтому эволюция языков будет идти по иному, более сложному пути. Какому же? Предсказать невозможно, потому что еще не разработана общая теория эволюции словесных искусств.

Таким образом, и ожидать нечего возникновения науки, предсказывающей будущие языковые формы, и проблема надписей на строениях проекта «Пилот» приобретает огромное значение. По прошествии нескольких столетий лишь эксперты смогут прочесть ранние формы даже их собственного языка; мы с грехом пополам разбираемся в оригинальных текстах Чосера, но сдаемся перед «Беовульфом». Если не произойдет слишком большого культурного разрыва, возможно, пара-тройка знатоков древности будут в состоянии расшифровать английский или какой другой современный язык. Но вандалы редко приглашают в консультанты ученых.

Те, кто найдут это множество захороненных посланий, возможно, не смогут прочитать их, но поймут, что они представляют собой некие знаки. Наше эволюционное наследство — определенная предрасположенность к виденью образных значений: к примеру, мы группируем в сознании предметы, если они обведены линией. Мы четко определяем края и выделяем фигуры из общей картины. И с такой же легкостью расчленяем большие объемы информации на меньшие кусочки.

Символы должны отвечать этой нашей способности. На протяжении тысячелетий людям нравятся истории с продолжением. 11 500 лет назад с наскальных росписей Левантины в Испании начался настоящий бум первобытного искусства. Существуют пиктограммы, где изображена охота, разнообразное оружие, всякая одежда, древние мужчины и женщины.

Похожие упрощенные рисунки сегодня могут изображать схематические фигурки людей, закапывающих контейнеры с отходами, в то время, как остальные держатся на расстоянии.

На других рисунках можно изобразить людей, которые раскапывают или бурят площадку, фонтан грунтовых вод, а затем искривленные фигурки падающих на землю людей, и, наконец, сцену похорон.

История должна развиваться по-разному, где возможно напоминая великие древние мифы. Гобелены Байо во Франции, японский свиток «Вторжение Монголов», и повествование в картинках индейцев лакота-сиу «Битва на Скользкой Траве» (которую мы знаем как «Последний Оплот Кастера») — все они черпают свою выразительную силу в последовательности образов.

Былинное повествование само по себе очень сильно связывает различные эпохи. Почему бы не использовать местную традицию, чтобы донести наше послание? В конце концов, «Илиада» и «Одиссея» Гомера дошли до нас через тысячелетия как устно передаваемые истории. Даже будучи записаны в шестом веке до н. э., они подвергались изменениям еще много веков. Великая сага, которая должна придать проекту «Пилот» мифический статус, может выжить так же долго.