Жена хотела, чтобы Гунар повидался с сыном, собиралась вызвать Теодора.
— А может, мне лучше встретиться с ним в городе? Послушай, — вдруг воскликнул он. — Ты подала мне идею. Я выступлю перед студентами технологического института. Когда эти ребята, понимающие толк в науке, увидят моего грифона, это будет победа, поверь мне!
Алиса провожала его и плакала, Гунару тяжело было смотреть на ее искаженное страданием лицо. По другую сторону изгороди, вдоль которой они шли, двигался грифон. Он то бежал, то вдруг, едва не задевая крыльями землю, пытался лететь. «Неужели она не видит этого?» — удивлялся Гунар.
Наконец он остановился, обнял жену за плечи, отвел назад ее короткие пепельные волосы.
— Знаешь ли ты, что я люблю тебя?
— Да, — произнесла она сквозь слезы.
— Ничего страшного, если я съезжу, — сказал он. — Я делаю это для того, чтобы вернуться к тебе. А если не поеду, сможем ли мы так же любить друг друга?
Дальше Гунар пошел один, грифон большими прыжками догонял его. И так он в сопровождении грифона прибыл в столицу. Остановился Гунар в лучшем отеле.
В тот день он оделся как на ассамблею ООН: скроенный в Лондоне костюм прекрасного шотландского твида, белая рубашка, темно-красный шелковый галстук, черная фетровая шляпа и серые замшевые перчатки. Выйдя на улицу, он направился в парк, расположенный рядом с правительственными зданиями. Поднявшись на возвышение для флагштока, Гунар обратился к публике — бездомным беженцами, снующим туда-сюда посыльным, жующим свои обеденные бутерброды клеркам — с призывом обратить внимание на сидящего рядом грифона… Наступил вечер. Людская толпа завертела Гунара: одни спешили в кино, другие — на концерт… Его беспрерывно толкали, но он упорно пытался что-то рассказывать прохожим. Те, которым некуда было особенно спешить — кто нес, скажем заполненные бланки заказов на почту — останавливались. Ночью, когда улицы опустели, Гунар вернулся в отель. Грифон переночевал поблизости.
На следующий день в городе уже знали, что человек, выступавший в парке, это сам Гунар Фрайс, прибывший поведать о каком-то непонятном существе — то ли звере, то ли птице.
…Возле отеля стала собираться толпа. Многие взбирались на пожарные лестницы, крыши домов. Гунар произносил свою речь, стоя на широких ступенях, спускающихся в парк. Чрезвычайно обрадованный столь большим количеством слушателей, он говорил на этот раз с особой страстностью. Грифон, видимо, раздраженный толпой, вздрагивал каждый раз, когда Гунар упоминал о нем, и вдруг с клекотом взмыл в небо.
— Вы видите? — закричал Гунар, показывая на грифона. Гот бил крыльями, в раскрытом его клюве трепетал алый язык, а глаза пламенели в лучах послеполуденного солнца. Грифон парил некоторое время футах в тридцати над головой Гунара, затем поднялся и сел на карнизе соседнего здания.
Люди смотрели вверх, затем опускали глаза, и на их лицах отражалось недоумение. Никто, однако, не смеялся. Люди слушали серьёзно и внимательно, — помня, кем Гунар был прежде. Между тем, привлеченные толпой, появились ещё несколько грифонов. Они покружились и сели на крыши домов. На фоне светлого неба грифоны неотличимо напоминали изваяния.
Гунар Фрайс спускался по ступеням, и люди расступались перед ним. Он не упал духом. Впереди были другие города и другие слушатели. Особенно большую аудиторию он надеялся собрать в Нью-Йорке, штаб-квартире ООН.
Грифон к этому времени опустился рядом и следовал за ним. Гунар слышал хлопанье крыльев и клацанье когтей о камень. Грифон издавал гортанные звуки — что-то его тревожило.
От толпы отделились двое полицейских и направились к Гунару.
Шли они без особого желания. Им не хотелось пресекать данный факт нарушения общественного спокойствия и вмешиваться в дело, связанное с человеком такого высокого положения. Однако их обязывал к тому телефонный звонок самого Эрнеста Горгаса: «Задержите его, — приказал он, — доставьте во Дворец Правосудия и ждите дальнейших указаний. Действуйте корректно, уважая его права гражданина и помня, что он бывший дипломат».
— Гунар Фрайс, — сказал один из полицейских, — мы выполняем волю президента.
— А если я буду сопротивляться?
Второй полицейский коснулся его локтя, и Гунар подумал: «Они не смогут ничего со мной сделать». Он протянул руку назад, положил ладонь на плечо грифона и привлек его к себе.
— Выдержишь ли ты тяжесть моего тела?
Грифон кивнул, но глаза его стали тревожными.
— Когда ты просил сопровождать тебя, разве мы договаривались, чтобы я также и нёс тебя? Мы редко переносим на себе смертных.
— Так уж получилось.
Грифон нехотя поднялся на задние лапы. Гунар шагнул было к нему, чтобы обхватить руками шею и оседлать львиную часть, но полицейские уже крепко держали его за локти.