Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)

— Я не знаю, что сказать тебе, но не могу оставить все как есть. Я люблю тебя, Мамочка, и понимаю, что ты обижена. Но ты тоже должна понять.

Селия замолчала, нащупывая в кармане сигареты, потом вздохнула. Она слушала кого-то за пределами экрана.

— Это Бен, — объяснила она. — Мы должны торопиться. Знаешь, ты ему и правда понравилась. Послушай, ты должна понять, это важно. — Она затянулась и продолжила: — Мы жаждем того, чего Земля не может дать нам, Бену и мне, и еще многим. Мы устали постоянно работать и видеть, что все, ради чего мы трудимся, достается другим. Думаю, тебе трудно это понять — в твоем маленьком мирке есть все — но люди страдают и голодают. Нас слишком много, и слишком многие из нас стары. Это не значит, что я не люблю тебя. Не значит, что не буду думать о тебе, потому что все равно буду.

Она опять посмотрела куда-то за экран и сказала:

— Нам пора. Не забывай меня, Мамочка.

Затем протянула руку к экрану, и изображение исчезло.

— Сохрани сообщение, — сказала Рут дому.

Экран погас.

Сон пропал, поэтому спустя какое-то время она встала, закуталась в халат Марты и пошла на кухню пить кофе. Когда на горизонте забрезжил рассвет, она вдруг поняла, что стоит и смотрит на садик Флоренс. “Я буду скучать по ним” говорила Селия о цветах. Рут попыталась представить себе мир, в котором у людей совсем не осталось надежды. Они были готовы расстаться даже с его цветами. Таким был мир, в котором жила Селия. Мир, в котором жило большинство людей.

И она тоже, но, выходит, раньше она этого не замечала. А теперь у нее открылись глаза.

Пятнадцать лет она жила здесь. Пятнадцать лет болтала с Флоренс о цветах, пятнадцать лет прогуливалась вечерами по парку, пятнадцать лет играла в бридж и шашки и ходила на танцы по четвергам. И пятнадцать лет плакала без причины по ночам. Пятнадцать бесконечных лет.

А впереди у нее могло быть еще двадцать.

Она включила телестену и немного посмотрела новости. Еще один удар тру-эйджеров; мрачное дно бангладешских трущоб; новый финансовый кризис в Бразилии.

“Люди страдают” — такими были слова Селии. И это правда.

Кроме пожилых; у них есть все самое лучшее.

Но мы заплатили за это, подумала она. Мы долго и много работали, не жалуясь, и это наше вознаграждение.

Однако теперь этот довод звучал неубедительно даже для нее самой. Вознаграждение: неспешные прогулки среди цветов, бридж, и непрошеные слезы. Пятнадцать лет мерзкого, эгоистичного счастья в то время, как наши дети и дети наших детей страдали.

Она попросила стену найти номер Марты и подумала, что та не звонила ей уже три года. Но ведь и она не звонила Марте.

Трое суток спустя Рут пыталась связаться с Селией на станции Лагранж. Где-то через час она пробилась к тому, кто имел информацию о пассажирах и смог уделить ей время.

— Мне жаль, мадам, — сказал этот человек, выслушав ее просьбу. Он был очень молод. — Последние пассажиры отбыли на корабль этим утром.

— Могу я связаться с ними на “Исходе”?

— К сожалению, это невозможно, мадам. — Он протянул руку, чтобы прервать связь.

— Минутку, пожалуйста, — сказала она.

Он взглянул на нее.

— Вы можете передать им сообщение?

— Не думаю, мадам. На корабле почти тысяча человек. Там сплошная неразбериха. Стартовое окно открывается через двенадцать часов…

— Прошу вас.

Он медлил, вопросительно глядя на нее.

— Это важно, — объяснила Рут. — У меня не было возможности попрощаться.

— Ну, хорошо, — он протянул руку к клавиатуре. — Назовите их имена.

— Селия, Селия Фишер. И Бен… просто Бен.

— Ваше сообщение?

— Передайте им, что я прошу прощения, что я все поняла и желаю им всего наилучшего.

— Хорошо.

— Это важно, — повторила она.

— Сделаю все, что смогу.

Экран погас. Рут включила телестену с тропическим лесом, но через минуту выключила. Невозможно отличить яркие цветы и исчезнувших птиц от настоящих — так совершенно изображение. Но при том оно остается обманом, отчего становится невыносимо грустно.

Последний раз она прошлась по дому. Большая часть ее имущества была уложена в коробки и готова к аукциону. Выйдя на крыльцо, где ее ждал единственный чемодан, она поискала на небе мерцающую красную звездочку и, глядя на нее, подумала: “Это одно из решений. Должны быть и другие”.

К дому подъехало такси. Рут думала, что машина самоуправляемая, но, к ее удивлению, дверца открылась, и оттуда вышел человек. Тогда она поняла: нас слишком много, и всем нужна работа.

Шофер положил ее чемодан в багажник и открыл ей заднюю дверцу.

— Пожалуй, я сяду с вами впереди, — сказала она.

— Как скажете. В Денвер, на космодром?

— Именно туда.

Они поехали вниз по узкой аллее, окаймленной деревьями, к воротам. Снаружи освещенный фонарями простирался пустой, неприглядный город. Лишь местами сквозь трещины в асфальте пробивались травинки. Несколько молодых людей шли по тротуарам, но и только.

— Нечасто люди вроде вас покидают поселок, — сказал он.

Рут улыбнулась.

— Куда едете?

— В Таиланд. Из всех мест я выбрала это, разве не глупо? — засмеялась она. — У меня там дела.

— Дела?

— Вот именно.

Шофер покачал головой: