Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)

Меня окружали слегка примятые кукурузные стебли. В третий раз за эту ночь я упал, и когда попытался встать, чьи-то руки схватили меня и вновь прижали к земле, а чьи-то голоса запели, обращаясь ко мне. Голосам было известно мое имя. Не было ничего, что они не знали обо мне. С незапамятных времен хранилось это знание, и до меня донесся шепот: “Не бойся”. Голоса миллионов посланников пропели: “Джон, не бойся”. Я попробовал повиноваться, но прямо перед глазами у меня закружились корни, стебли всех цветов радуги, толстые и тонкие, столпились вокруг, и мне стало нечем дышать.

Я попытался заговорить.

Но прежде чем смог вымолвить хоть слово, они проговорили: “Спокойствие. Тише, тише”.

Я умолк.

Сухие, кожистые руки-листья перекатили меня на спину. Пришельцы были высокими, слишком высокими, чтобы их можно было измерить, и тянулись в небо, расцвеченное всевозможными цветами и оттенками и бесчисленными звездами; в нем быстро проносились блестящие космические корабли, а песня уже оглушала, пронзая мозг, и, в конце концов, когда, казалось, века пронеслись надо мной, глаза у меня закрылись и я провалился в сон. Или потерял сознание. А может, даже умер на секунду.

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Это был мистер Малтифорд, и до моего слуха донесся его голос:

— Уже утро, Джон.

Я почувствовал запах обычной, земной кукурузы. Светлеющее небо обрамляло фигуру фермера, склонившегося надо мной. Трижды я пытался сесть, и, наконец, с большим трудом с помощью Малтифорда встал.

— Ну и ночка, — заключил он. — Правда? Я и слова сказать не мог.

— Я был там, где ты, — признался он. — Однажды, только однажды. — Он подождал секунду, пока слова подействуют на меня, и добавил: — Поверь, одного раза достаточно.

— Но почему? — сорвалось у меня с пересохших губ.

— Почему выбрали нас? — он в раздумье пожал плечами, а потом сказал: — Мы им понравились. Они видят во мне фермера, который растит их и хранит их секреты. А в тебе — того, кто собрался сделать что-то хорошее для них. Не знаю, что именно. Не знаю, когда. Но они поведали мне о тебе…

— Рассказали вам?

— Много лет назад, — сказал он, засмеявшись. — А что они хоть раз сказали, запоминается надолго.

— А что еще они вам открыли?

— Следующий год будет засушливым, а морозы ударят рано, к примеру. — Он посмотрел куда-то вдаль, а потом добавил: — Через двенадцать лет и еще несколько недель сердце мое остановится и я умру.

— Вы знаете это? — прошептал я.

Он пожал плечами, как будто хотел сказать: “Ну и что?”. И указывая куда-то, спросил:

— Видишь вон тот изогнутый стебель, Джон? Мы оба понимаем, что он настоящий. Он существует. Он занимает пространство и не нуждается в нашем участии, чтобы быть тем, чем он является.

— Я не думаю…

— Оглянись назад. Позади прошлое. Вот я выращиваю свою кукурузу, а вот ты пьешь пиво со своими приятелями. Это есть каждое мгновение наших жизней, хорошее или плохое, которое не уничтожишь. Даже если остановится сердце. Тут он подмигнул мне и добавил: — Из всего, что они мне поведали, это самое лучшее. Мы всегда будем здесь, всегда будем жить в этой жизни. — На его лице появилась широкая счастливая улыбка, и он проговорил: — Поэтому живи праведной жизнью. Живи, будто ты вечен, потому что именно так все и устроено. И это единственно правильный путь.

Мы въехали в город молча, говорить было не о чем.

Ранние прохожие, завидев нас вместе, останавливались и провожали грузовик пристальными взглядами. Когда мы подъехали к моему дому, отец пулей выскочил из входной двери, с криками подлетел ко мне, крепко обнял и поцеловал влажными губами в щеку в порыве нежности. Он только что говорил с Чарли по телефону. И думал, что знает все, что произошло. “Я так зол на тебя”, — сообщил он мне, но никогда я не видел его счастливее. Затем он взглянул на мистера Малтифорда и сказал: “Чуть не случилось что-то ужасное”. Но и фермеру он не выказал никакой злобы. Потом мистер Малтифорд уехал, даже не попрощавшись, а мне суждено было вынести еще пару объятий да ахи и охи сестры и всхлипывающей мамы.

Они наивно полагали, что все знали. Акт вандализма. Пальбу из ружья. Меня это немного задело.

Полуживой, я зашел в дом, где меня ждала еда и душ, и где я смог переодеться. Отец ушел на утреннюю службу. Я подошел только к одиннадцатичасовой и увидел, что на лужайке перед входом меня ждут парни. Чарли сообщил мне, что они только что вернулись с поля Малтифорда, и спросил, знаю ли я, что там появился новый круг.

Я пожал плечами и слегка улыбнулся

— Он поймал тебя и заставил его сделать, — сказал Чарли.

— Так и случилось? — спросил Лестер.

— Спорим, что так, — подхватил Пэт.

Мы все были одеты к воскресной службе и стояли в кружке, наблюдая за потоком людей, входящими внутрь. Через несколько секунд я ответил:

— Именно так. Он заставил меня это сделать.

— А как он их делает? — не унимался Чарли. — С помощью досок и веревки? Как и мы?

— Да, — подтвердил я. — Мы были правы.