Сверхзадача

На востоке, из-за гребня далеких гор, цепляясь лучами за прозрачные полосы ранних облаков, карабкается на небо солнце. Темный лес горит ровным зеленым пламенем. Множество птиц, радуясь утру, кружится над рекой в прозрачно-голубом небе. Новое утро предвещает нам новый день. Ного лежит на дне лодки. Я вижу, что с ним происходит неладное. Его бьет безостановочная мелкая дрожь. В тот день, около полудня, нас нагнала туземная лодка. Она шла не вслед за нами, а левее, метров на тридцать. В лодке было человек пять. Разрисованные красными с синими полосами, они подняли луки. Собственно, луки подняли двое. Остальные делали угрожающие жесты и выкрикивали непонятные слова. Ного очнулся и потянулся за своей дубиной.

Может быть, потому, что мои нервы держались на пределе, я выстрелил первый. Стрела угодила в шею одного из лучников. Он захрипел и выронил лук в реку. Прежде чем они опомнились, я послал вторую стрелу, затем и третью. По-моему, ни одна не пролетела мимо цели. В их лодке поднялись крик и визг, они стали загребать влево, в сторону от нас. Так, наискосок, они ушли к берегу. Несколько их стрел на излете вошли в воду в пяти-шести метрах от нас.

После этого случая мы дня четыре, а, возможно, и пять, видели туземные лодки только вдали, у берегов. Река разлилась в этом месте на несколько миль, и ни одна лодка, кроме нашей, не шла по стрежню. Мы прошли широкий поворот к востоку, а через час-полтора берега вообще просматривались с трудом. Я пробую воду на вкус, предполагая, что на стыке с морем она приобретает соленый привкус. Я направляю лодку в сторону правого берега, чтобы не терять его из виду. Теперь солнце на востоке возникает из-за водного горизонта. Вода все еще пресная. Я до рези в глазах всматриваюсь в горизонт, боюсь пропустить тот угол, на котором берег реки превращается в берег моря.

Сколько дней прошло с тех пор, как мы перестали слышать шум падающей воды? Пытаюсь сосчитать — и не могу. Все время делится на две равные половинки: бесконечная ночь и бесконечный день. Рана на предплечье у Ного сильно воспалилась, приобрела мертвенно-сизый цвет. Я иногда обдаю ее водой, чтобы смыть гной. Ни о какой стерильности и мечтать нельзя. Раны перевязывать нечем. Если они заживают, так сами по себе.

Наша лодка продвигается медленно. Я берусь за весла, когда надо держаться поближе к берегу. Большую часть времени плывем в русле течения. Два-три раза в день я закидываю удочку и вытаскиваю рыбу. Ного все время находится в полуобморочном состоянии, кушать не хочет. Очень боюсь, как бы у него не возникла гангрена или что-нибудь аналогичное на этой планете.

Плоскоголовые имеют очень высокий болевой порог. Рана чуть не до кости не вызывает особого беспокойства, если не задеты важные органы или большие кровеносные сосуды. Но если плоскоголовый стонет, тут уж можно не сомневаться — ему действительно плохо.

Ного стонет и скрипит зубами. Рядом с раной под кожей появился бугорок, твердый на ощупь. На второй день он вырос и стал как куриное яйцо. Когда его верхушка побелела, я решил сделать Ного операцию. Сначала он отказывался, но когда я сказал, что Ного может умереть, согласился.

Я залил углубление на дне лодки водой. Когда древесина хорошо увлажнилась, развел на ней небольшой огонь, выстрогал и обжег бамбуковую палочку, заострил ее. Хирургический инструмент в виде шила готов:

— Ного, будет больно. Терпи!

— Ного будет терпеть, — ответил дикарь прерывающимся голосом.

Господи, сколько гноя там набралось! Я попросил Ного, чтобы он держал руку над водой. После того, как я обдал рану водой, больному стало легче. Он даже повеселел и попросил кусок рыбы. Обрабатывая рану, я заметил, что и первая рана, полученная у водопада, покраснела. Наверное, будет нагнаиваться. Вся мышца между ранами вспухла, приобрела багровый оттенок. Что тут поделаешь? Ного сильно исхудал. Несколько дней он ничего не ел, даже маленького кусочка рыбы. Все время пил воду. Он все больше молчит, смотрит в небо, ничем не интересуется. Такое впечатление, что его внимание занимает не внешняя сторона нашей жизни — а в нашем положении важна именно эта сторона, а нечто, происходящее внутри. И это мне очень не нравится. Я за него боюсь:

— Ного, давай выйдем на берег. Там есть травы, которые можно приложить к ране, и она заживет.

— Нет, я не знаю травы. Вру знал. Рана сама заживет. Ного сильный. На берег не надо идти. Там нас убьют.