Сверстники

– Я тут чего-то не понимаю, – сказал Бык. – Все змеи умеют плавать. Я встречал гремучек посередине реки.

– Это так, – ответил Пенни. – Просто наземные змеи, как видно, были застигнуты в норах.

Наводнение прошлось повсюду, словно ищущие пальцы енота, и вырвало из жизни тех животных, единственным прибежищем которых была твёрдая почва. В одном месте им попался мёртвый оленёнок с вздувшимся животом. Сердце Джоди дрогнуло. Такая же участь могла постигнуть Флажка, не стань он вовремя членом семейства Бэкстеров. Пока они рассматривали оленёнка, по земле перед ними, извиваясь, проползли две гремучие змеи. Гремучки не обращали на них внимания, как будто человеком можно было пренебречь перед лицом более грозной опасности.

– Теперь всё наше спасение – возвышенные места, – сказал Пенни.

– Уж это так, – ответил Бык.

Ехать дальше на восток было невозможно, и они повернули на север, следуя вдоль кромки спадающей воды. Где раньше были болота, теперь были пруды. Где раньше был хэммок, теперь было болото. Лишь бесплодный скраб на возвышенных местах отвёл от себя напасть. Но даже и здесь встречались сосны, вырванные с корнем, а те, что уцелели, стояли, наклонившись на запад, пригнутые недельным напором ветра и дождя.

– Эти деревья теперь долго не встанут прямо, – сказал Пенни.

Когда они приблизились к рукаву реки, ими овладело беспокойство. Вода здесь стояла ещё высоко, гораздо выше уровня озера Джордж. А дня три или четыре назад она, должно быть, стояла ещё выше. Они остановились, разглядывая докторскую усадьбу, отлого спускавшуюся к озеру. Густой хэммок, в котором она располагалась, совсем недавно являл собой, по-видимому, что-то вроде леса на болоте. Гигантские живые дубы, ореховые и камедные деревья, магнолии, апельсиновые деревья – все глубоко ушли в набухшую влагой почву.

– Попробуем проехать по дороге, – сказал Пенни.

Дорога, как и та, что вела от Острова Бэкстеров на юго-восток, послужила каналом для оттока воды. Теперь она представляла собой овраг и была суха. Они поехали по ней. Впереди показался дом доктора Вильсона, тёмный и сумрачный под высокими деревьями.

Вокруг дома по щиколотку стояла вода. Судя по подпорам, на которых покоился дом, вода одно время поднималась выше уровня пола. Доски просторной веранды покоробились. Они прошли по воде к крыльцу, настороженно присматриваясь, нет ли где свернувшихся клубком мокасиновых змей. К входной двери была прибита белая наволочка. На ней чернилами выведена записка. Чернила расплылись, но буквы были отчетливо видны.

– Мы, Форрестеры, не очень-то умеем читать, – сказал Бык. – Прочти, Пенни.

Пенни по буквам разобрал расплывшиеся слова:

– «Я отправился к океану, там вся эта вода никому не в удивление. Намерен оставаться пьяным, пока не кончится буря. Буду где-нибудь между здешними местами и побережьем. Пожалуйста, не посылайте за мной, если только не сломаете себе шею или не соберётесь родить.

P.S. Впрочем, если сломаете шею, посылать всё равно нет смысла».

Они смеялись до изнеможения. Хорошо было облегчить душу после всех этих серых, гнетущих дней. Войдя в дом, они увидели на столе жестянку с сухим печеньем и бутылку виски и присоединили их к своим припасам. Затем двинулись назад по дороге и, проехав с милю на север, снова повернули на запад.

– Ехать в Прерию Гопкинса нам ни к чему, – сказал Пенни. – И так ясно, что там теперь сплошное озеро.

Бык и Мельничное Колесо не возражали. К югу от Прерии Гопкинса они увидели ту же картину. Зверьки послабее и все наземные животные были смыты водой и погибли. По опушке леса, выходившего к открытой равнине, нисколько не таясь, брёл медведь.

– Ни к чему стрелять его, – сказал Пенни. – Его мясо может нам понадобиться через месяц. Везти его далеко, а до темноты мы ещё настреляем дичи.

Форрестеры нехотя согласились. Они стреляли всегда, когда подвёртывался случай, независимо от того, нужна им дичь или нет. Пенни же не стрелял ничего, чему он не мог найти применения. Даже своих врагов-медведей он предпочитал убивать в такую пору, когда их мясо было съедобно и он нуждался в нем.

Они продолжали ехать на запад. Там простирались равнины голого падуба – в хорошую погоду излюбленные места медведей, волков и пантер. Почва здесь всегда была болотистая, растительность низкая, а леса на севере и на востоке давали пищу и убежище. Теперь тут было сплошное болото. Вода быстро уходила в песчаную почву, но на плотном грунте она держалась, словно на глине. Между равнинами голого падуба и массивами собственно скраба располагались островки карликового и живого дуба, а где повыше – редкие пальмовые хэммоки.

Всадники направились к ним, огибая новообразовавшееся болото.