– Ты хочешь честно бороться с волками! – сказала матушка Бэкстер. – Это ж надо быть таким… таким…
– Давай валяй, Ора. Облегчи душу, говори.
– Мне, чтобы высказаться, надобны такие слова, которых я и помыслить-то не умею, не то что сказать.
– Тогда молчок, жена. Отравление – это из тех дел, которым я не пособник. – Он затянулся трубкой. – Форрестеры говорили вещи похуже, ежели это тебя утешит. Я знал, что они посмеются надо мной, когда я выскажу своё мнение, и так оно и было. Они намерены сразу же приступить к делу и разбросать приманку с ядом.
– Я рада, что на свете есть настоящие мужчины.
Джоди сердито глядел на обоих. Ему казалось, что отец неправ, а мать несправедлива. Чем-то его отец был на целую голову выше Форрестеров. Тот факт, что на этот раз Форрестеры не послушались его, говорил не о том, что он не настоящий мужчина, а о том, что его не поняли. Возможно даже, что он не так уж неправ.
– Не трогай моего отца! У него, поди, больше понятия, чем у всех этих Форрестеров.
Она круто повернулась к нему:
– Ах ты, дерзкий крикун! Вот я тебя сейчас метлой!
Пенни постучал по столу трубкой.
– Перестаньте! Мало беды от зверей, так ещё между собой будем ссориться. Неужто ж человеку нигде не будет покоя, кроме как в могиле?
Матушка Бэкстер вновь занялась своим делом. За день она отошла. В конце концов, дело сделают Форрестеры. Трое из них наведались перед заходом солнца. Они приехали сказать Пенни, в каких местах разложена отравленная приманка, чтобы он не подпускал к ней собак. Всё было проделано очень хитро. Приманку они раскладывали, не сходя с лошадей, чтобы волки не учуяли ненавистного им человеческого духа. Мясо было взято от зарезанных волками телушки и бычка, и они начиняли его ядом, обернув руки оленьей кожей. Они трое разделились и поехали по маршрутам, которыми, вероятнее всего, ходила волчья стая. Наклоняясь с седла, они выкапывали в земле ямки заострёнными пальмовыми палочками, закладывали отравленную приманку и снова палочками нагребали на неё листья. Последний их маршрут был сюда, к скотному двору Пенни, по прямой от провала, где волки могли пить или подстерегать добычу. Пенни принял всё это с философским спокойствием.
– Хорошо. Буду держать собак неделю на привязи.
Форрестеры попили воды, выкурили по самокрутке из табака Пенни, но от ужина с благодарностью отказались. Им надо быть дома до наступления ночи, когда стая может вернуться к их загону для скота. Поговорив с Пенни несколько минут, они уехали.
Вечер проходил мирно. Пенни набил порохом несколько гильз, вставил капсюли и зарядил своё ружьё. Зарядил он и шомполку Джоди. Джоди взял её и осторожно поставил возле своей постели. Он был благодарен отцу за то, что тот включил его в эти приготовления. После того как все улеглись, он лежал и думал в постели. Ему слышно было, как отец разговаривал с матерью.
– У меня новость, – говорил отец. – Бык сказал мне, что Оливер Хутто сел на пароход в Джексонвилле и уехал в Бостон, он намерен пробыть там до тех пор, пока снова не уйдёт в дальнее плаванье. Он дал Твинк Уэдерби денег, и она тайком отправилась в Джексонвилл, села на пароход и уехала к нему. Лем рвёт и мечет. Говорит, если он их встретит, убьёт обоих.
Джоди услышал скрип кровати: это мать повернулась всем своим грузным телом.
– Ежели она честная девушка, отчего бы Оливеру не жениться на ней, и делу конец? – сказала она. – А ежели она одна из этих вертихвосток, и только, так чего он с ней путается?
– Не знаю, что и сказать. Давно ведь прошли те времена, когда я сам был молодым жеребчиком и ни о чём другом не помышлял, кроме как об волокитстве, так что уж и не упомню теперь, что может быть у Оливера на уме.
– Так ли, сяк ли, он не должен был допустить, чтобы она так уезжала.
Джоди был согласен с этим. Он в ярости замолотил ногами под одеялом. С Оливером всё кончено. Если ему ещё доведётся свидеться с ним, он выложит ему всё, что он о нём думает. А больше всего ему хотелось встретиться с Твинк Уэдерби и оттаскать её за её жёлтые волосы или запустить в неё чем-нибудь. Это из-за неё Оливер уехал, не наведавшись к ним. Он потерял Оливера. Он так на него сердит, что ему всё равно. Он заснул, рисуя в своём воображении отрадные картины: Твинк блуждает в зарослях, поедает отравленную приманку и падает замертво в заслуженных корчах.
Глава двадцать четвертая