Нурдавлет возмущённо заговорил, и Сцибор более не стал перечить ему, ибо не хотел ввязываться в эти бесконечные родственные споры. Не найдя ни поддержки, ни противления, Нурдавлет переменил разговор. Теперь он начал высказывать обиду на Бердоулата, жалуясь на сыновнюю чёрствость и нежелание находиться рядом с отцом.
— Я дал ему жизнь, растил и лелеял, я коплю для него богатства и умножаю мудрость...
— Боюсь, что это добро окажется невостребованным, — перебил его Сцибор. — Сыновья рано хотят жить своим умом. И потом, мудрость не переливается, подобно вину, из сосуда в сосуд.
— Но ты же учишь Бердоулата. Или я плачу тебе зазря?
— Я только указываю ему путь к древу познания, а плоды срывает он сам. — Сцибор потянулся и сладко зевнул. — Нужно поднимать твоего наследника, пока не стало совсем светло, иначе с этой уразой он весь день проходит голодным.
Сцибор дал указание слуге и обвёл косящими глазами опустошённый стол. День предстоял хлопотный, у него было много приглашений, и следовало прилечь хотя бы на пару часов. Внезапно раздался резкий крик. Друзья тревожно переглянулись и бросились из комнаты. Ещё через мгновенье ближнюю округу потряс страшный, нечеловеческий вопль — Нурдавлет тянул руки к неподвижно лежащему сыну и со страхом смотрел на торчащую из его груди богато отделанную рукоятку кинжала. Сцибор дотронулся до юноши. Тот не успел остыть и, возможно, ещё жил, когда отец жаловался на отсутствие сыновней привязанности. Он приказал никого не выпускать со двора и проверить, все ли на месте. А Нурдавлет пал на колени перед печальным ложем и стал поглаживать сына, как в те далёкие времена, когда отправлял его ко сну. Но вот рука наткнулась на рукоятку и потянула за неё — тонкое иглообразное лезвие было окрашено густой кровью. Как безумный, смотрел отец на медленно стекающие капли, а когда показалась тусклая сталь, прошептал:
— Я знаю, кто это сделал. Знаю, — повторил он в ответ на вопрос Сцибора. — Это кинжал Джанибека, я помню его ещё по Крыму. Он протыкал им баранов, и те без единого звука валились на землю. О, я отомщу!
— Одумайся, хан, — тихо сказал Сцибор, — в тебе говорит несчастье, но не разум.
— Отомщу! — выкрикнул Нурдавлет и выбежал вон.
Вскоре он уже скакал к Замоскворечью.
Весть о совершенном злодействе быстро распространилась, и к месту происшествия стали стягиваться служилые татары. Часть из них устремилась за Нурдавлетом: иные — чтобы наказать злодея, иные — чтоб защитить невинного. Свершившееся быстро разделило их на две противоположные стороны. Вчерашние сотрапезники смотрели волками и лязгали саблями.
— Если московский князь не покарает злодея, то это сделаем мы. Иншалла![55]
— Поверить глупому оговору? Машалла![56]
— Иншалла!
— Машалла!
По счастью, Джанибека на месте не оказалось — он с раннего утра отправился в Кремль ожидать обещанного великим князем приёма. Нурдавлет метался в нетерпении.
Мулла Хасан успокаивал, как мог:
— Крепись. Время мягчит душевные раны, но лечит их только месть.
И Нурдавлет помчался к Кремлю.
Великий князь уже собирался пригласить Джанибека, когда ему доложили о происшедшем. Он посмотрел в окно — там уже толпились татары, дворцовая стража отгоняла их от крыльца. Иван Васильевич велел привести Нурдавлета и выразил ему сочувствие. Тот, однако, вряд ли что понял — взор его блуждал, губы шептали угрозы. Увидев стоявшего в углу приёмной комнаты Джанибека, он набросился на него и чуть было не всадил стилет, тот самый, который недавно торчал в груди несчастного Бердоулата.
— У тебя есть доказательства его вины? — спросил великий князь, когда стража водворила Нурдавлета на место.
— Я узнал этот тонкий нож! — отчаянно выкрикнул тот.
Джанибек уловил взгляд великого князя и спокойно вышел вперёд.
— У меня действительно был подобный кинжал, — спокойно сказал он, — но теперь я расстался со всем, что может уязвить человека, и уже много месяцев не держал в руках никакого оружия.
— Ты врёшь! — крикнул Нурдавлет. — Мулла Хасан сказал, что ты вернулся к себе под утро и смывал кровь с рук. Как можно окровенить руки и не держаться за оружие?
— Всю эту ночь я провёл дома и никуда не выходил.
— Врёшь! Врёшь! — повторил Нурдавлет, исчерпав свои доказательства. — Ты всегда завидовал мне и захотел лишить отцовского счастья. Ты убил моего Бердоулата и не уйдёшь от моей руки.
— Горе помрачило твой разум, — печально сказал Джанибек. — Клянусь Аллахом, я не причастен к гибели Бердоулата и скорблю о нём...
Глух остался Нурдавлет к словам своего брата, он смотрел на него с ненавистью и твердил одно:
— Ты не уйдёшь, ты не уйдёшь...
— Довольно! — прервал великий князь. — Я сам разберусь в этом деле, а ты, пока не придёшь в себя, будешь находиться под надзором моих людей.
Нурдавлет посмотрел на великого князя и внятно сказал:
— Будь проклят день и час, когда я вступил на эту землю. Ты покрываешь убийцу, и, если до заката не выдашь его, я более не стану служить тебе...