Тьерри обернулся и увидел большую лошадь, на ней сидела худая, с угловатым лицом женщина. Из-под странного вида шляпы пучками торчали грязно-седые волосы. Было бы трудно не узнать Олимпию Пьезат.
– Комиссар Невик.
– Так это вам моя племянница наговорила разной чепухи?
– Называйте это так, если вам угодно.
– А я смотрю, она успела вам понравиться.
– Извините, мадам.
– Мадемуазель! Да ладно, не сердитесь, мне лично совсем неохота злиться, я ведь выиграла кучу денег.
– Простите?
Она спустилась с лошади и взяла его под руку.
– На скачках в прошлое воскресенье! Что скажете?
– Да…
– Вижу, господин комиссар в шоке! Заметьте, я все пристойно обставила. За меня играл знакомый из соседней деревни. Что угодно, а приличия я соблюдаю.
– Я вас уверяю, мадемуазель…
– Та, та, та! Известно, вы меня принимаете за старую идиотку. А что вы хотите: ни мужа, ни детей. Остаются лошади. Кстати, вы женаты?
– Да.
– Тогда вам не понять.
– Вот уже десять лет моя жена больна.
– А? Ну а чем вы живете?
– Любовью к жене и еще работой.
Олимпия Пьезат помолчала.
– А знаете, вы мне нравитесь. А зачем к нам пожаловали?
– Повидать мадемуазель Пьюбран.
– Это еще зачем?
– Ее история меня заинтриговала.
– Подумаешь, истеричка.
– К сожалению, я в этом не уверен.
– Почему?
– Не знаю.
– Я, разлюбезнейший господин, не имею привычки разглагольствовать о семейных делах с посторонними. Но вы мне очень даже симпатичны, к тому же вы полицейский. И было бы печально думать, что вы питаетесь ложными идеями. Поверьте, здесь все очень любят Мартину, в особенности я.
Голос ее потеплел.
– Она дочь моей младшей сестры, Веренис. Но для меня – как мой собственный ребенок. Я так мечтала иметь детей… только (она снова приняла насмешливый и циничный тон), лучше уж я сама в этом признаюсь… Ведь всегда найдется «добрая душа», которая посчитает своим долгом вас проинформировать. Моя сестра Веренис была немного тронутая. Она умерла в родах. Впрочем, в этой семье женщины долго не выдерживают. За Веренис последовала Натали, жена Роберта Кесси. У Софи же, спутницы Марка, всегда такой вид, будто все грехи человечества тяготят ее плечи. Что же до Мартины, то она, я боюсь, унаследовала от матери некоторую слабость головы. Вам, наверное, покажется смешным то, что я так говорю о девушке, у которой блестящие успехи в учебе. Но ведь это особая форма ума. К тому же Мартина еще не была больна, когда окончила университет. Это уже по возвращении…
– Вы того же мнения, что и доктор Пьюбран?
– Правда? Я и не знала.
– Любопытно… Вы что, никогда не говорите о Мартине?
– Конечно нет. Нужно признать, здесь у каждого свои заботы, и о ближнем мало кто печется.
– Это безразличие как-то не вяжется с вашей любовью к племяннице.
– Дорогой комиссар, не надо только мне ловушку ставить. Я же не Екатерина Медичи.
– Уверяю, я не собираюсь вас ни в чем упрекать.
– Будет сказки рассказывать. А вы случайно не влюбились в Мартину?
– Мадемуазель!
– Тем лучше, в противном случае мне вас жаль.
– Можно узнать почему?
– Потому, что она все время врет. Или сочиняет. Напридумывает разных историй. Да так хорошо придумает, что начинает сама в них верить. Смотрите сами: в ночь, когда это все случилось, мы мирно гуляли по старому городу. Мартина призналась: «Мне было бы так страшно, если бы я была одна». И через несколько секунд вдруг убежала. Так вы с ней и познакомились.
– Мадемуазель Пьезат, вы считаете нормальным, что человек, который жил среди дикой природы и общался с аборигенами, может до смерти испугаться ночных улиц французской провинции?
– Нет, не считаю. Если, конечно, он не страдает навязчивыми идеями, или попросту сумасшедший.
– Безусловно.
– Ваше «безусловно» звучит как-то не очень убедительно. Я ошибаюсь?
– Нет.
– Что же вас так расстраивает, господин комиссар?
– Вы действительно хотите знать мое мнение?
– Прошу вас.
– Ну хорошо, скажу коротко. В этой истории абсолютно все мне кажется неправдой.
– Что вы подразумеваете под «все»?
– Это внезапное душевное расстройство, приписываемое вашей племяннице, какой-то непонятный страх, псевдоотеческие укоры доктора Пьюбрана…
– Если я правильно поняла, вы никак не разберете, кто же говорит правду.
– Простите, мадемуазель, все намного серьезнее. Я у себя спрашиваю, говорит ли вообще кто-нибудь правду.
Алиса смотрела на мужа. Он только что рассказал ей о визите в Блонзатский замок и поделился своими сомнениями. Алиса была взволнована. Ей казалось, что муж утратил свое обычное хладнокровие. Она тихо спросила:
– Тьерри, милый, почему ты придаешь такое значение этому делу? Ведь официально тебя никто не просил вмешиваться.
– Сам не знаю.
– Тьерри, может, ты влюбился в эту девушку?
Он удивленно посмотрел на нее, и она успокоилась.
– Влюбился? В моем возрасте? Где же ты, бедняжка, такое выискала! По правде говоря, мне просто интересно. И насколько подсказывает мне интуиция, Мартина Пьюбран совершенно искренне побежала искать защиты в полицейский участок.
– Защиты от кого?
– Вот тут и загвоздка. От своих фантазий или от махинаций родственников.
– Махинаций? С какой целью?
– Если бы я знал.