Свет

Капониры даже в бытность существования этой воинской части не использовались по их прямому назначению. Это было что угодно: альпийский луг, яблоневый сад, затерянный мир, – одна из любимейших Леркиных книг детства, – однако мир не Конан Дойла, а их собственный, неповторимый и таинственный.

Лерка вдохновенно рассказывает брату о том, как будет жить, когда окончит школу и уедет, наконец, из этой глуши.

– Стану зоологом и буду жить в джунглях, изучая животных, как Джой Адамс, – захлёбывается девочка от восторга.

В то время, она с полным основанием полагала, что единственная жизнь, мало-мальски заслуживающая уважения, эта та, что целиком и полностью посвящена братьям нашим меньшим.

Андрей, смышленый и вдумчивый, шагает рядом и внимательно слушает, иногда вставляя несколько слов, но, в основном, молча и одобрительно поддерживая.

Позже, Лерке часто не хватало этого. Вот этого спокойного и осознанного понимания и соучастия. Сопереживания… Когда тебя принимают, не потому что ты говоришь что-то необычайно умное или успела чего-то там добиться в жизни, нет… А просто потому, что ты, это ты. Вот такая долговязая, конопатая и несуразная. Строящая легчайшие и громоздкие замки, наполненная термоядерной смесью из Джерома, Чехова и Даррелла и несущая иной раз, полную околесицу…

И рядом твой младший брат, которому не нужно ничего доказывать, с которым вы любите друг друга несмотря ни на что. Не взирая ни на какие разногласия и конфликты, не обращая внимания на полное противоречие интересов и взглядов, и даже с учётом кардинальных отличительных признаков по полу, темпераменту и возрасту, вы самые, что ни на есть, родные. В наиболее высоком значении этого слова.

Мотька носилась, как ошалелая, время от времени поскуливая от переизбытка чувств, и неизменно возвращаясь к Лерке большим и стремительным, чёрным клубком. Мотька была найдена Лерой в соседнем с воинской частью, кукурузном поле в виде мокрого и дрожащего шерстяного комка и принесена в дом. С тех самых пор, Мотька очень боится Лерку потерять, поэтому всегда и везде следует за ней.

В то время, о котором идёт речь, Лерка в самом деле считала это место чем-то вроде тюрьмы, которая застит свет её необузданных мечтаний, перекрывает воздух свободы и мешает выйти на широкую, праздничную дорогу насыщенной, взрослой жизни. Она мечтала уехать далеко-далеко… И зажить своей невозможно пленительной, настоящей жизнью.

Брат, разумеется, был посвящён в это до мельчайших подробностей, поскольку с раннего детства был тайным поверенным почти всех её секретов. Лерке помнится, как жаловалась она ему на отсутствие подруг, даже не подозревая, что самый искренний, честный и преданный друг всегда был рядом.

Они бродят в капонирах час или около того, и перед самым уходом, не сговариваясь, поднимаются на самый дальний холм. И замирают в немом изумлении от открывшейся перед ними великолепной картины.

Огромное, предзакатное солнце льёт мягкое, ласковое золото своих прощальных лучей на рапсовое поле, сливаясь с ним у горизонта в заключительном, бархатно-жёлтом поцелуе. В самом низу, под ними, зрелая, густо-зелёная трава шёлковой волной укрывает от вечерней прохлады богатейшее, полевое многоцветье. И на границе между этим оранжевым и разноцветно-зелёным беспредельем, пасётся тёмно-коричневая лошадь с длинноногим жеребёнком, невозмутимо прядая ушами и неспешно пощипывая траву. Они стоят в лучах заходящего солнца, окутанные тончайшей, золотистой дымкой словно ореолом.

Картина эта была столь неописуема прекрасна, что Лерка помнит, как у неё захватило дух. Какое-то время ей даже было трудно дышать. Вот именно от созерцания подобной красоты, рождаются величайшие произведения искусства, – Лерке хотелось тогда сказать что-то подобное, но у неё не нашлось слов. Она только помнит, что в какой-то момент ей вдруг захотелось заплакать…

Брат её стоял неподвижно и молча. И хотя он с самого детства был человеком малоразговорчивым и совсем не сентиментальным, Лерка лучше кого бы то ни было знала, что они одинаково сильно переживают увиденное.

Жара отступила и здесь на вершине совсем небольшого холма, под которым струились, как растрёпанные косы деревенской красавицы травянистые пряди, их приобнимал за плечи и обдувал лица свежий ветерок, напоённый ароматом полевых цветов, душистого сена и яблок. Это был запах, который Лерка до самой последней нотки помнит до сих пор.

Так же как и эту волшебную картину: желтое поле, зелёный луг, а на границе между ними стоит замечательной красоты лошадь со смешным своим жеребёнком. Они освещены багряными солнечными лучами, и над всем этим дивным пейзажем разносится упоительный, яблочно-медовый аромат…

Почему она так хорошо помнит этот бархатный, сентябрьский вечер в лучах уходящего солнца? Ведь ничего, на самом деле выдающегося или исключительного в нём не было. Капониры в вечерний час они видели и раньше много раз. Кроме того, ни лошадьми, ни коровами, не прочей домашней живностью их было не удивить, так что же в нём такого потрясающего?