И все птицы воспели славословие: соловей-гимнъ, пестрый дроздъ-приветствие утру, ангинга защебетала и полетела собирать медъ прежде пчелъ; серая ворона закаркала, попугай закричалъ, зеленый кузнецъ застучалъ, голуби завели свой безконечный разговоръ. Такъ волшебно было влияние этого великаго разсвета, явившагося вместе съ победой, что всюду, вблизи и вдали, во всехъ жилищахъ людей, распространился неведомый миръ. Убийца спряталъ свой ножъ, грабитель отдалъ назадъ добычу; меняло отсчиталъ деньги безъ обмана; все злыя сердца стали добрыми, когда лучъ этого божественнаго разсвета коснулся земли. Цари, которые вели ожесточенную войну, заключили миръ; больные весело встали съ одра болезни; умирающие улыбнулись, какъ будто знали, что радостное утро распространилось отъ источника света, возсиявшаго дальше самыхъ восточныхъ окраинъ земли. И на сердце печальной Ясодхары, сидевшей грустно возле постели царевича Сиддартхи, снизошла внезапная радость, какъ будто любовь ея не омрачилась, какъ будто печаль ея должна окончиться счастьемъ. Весь миръ почувствовалъ, не сознавая тому причины, такую же радость; надъ сухими пустынями пронеслись веселыя песни безплотныхъ духовъ, прозревающихъ появление Будды, и воздушныя девы восклицали: «Свершилось! Свершилось!», и жрецы вместе съ удивленнымъ народомъ стояли и смотрели на волны золотистаго света, разливавшагося въ небесахъ, и говорили: «Что-то великое свершилось!» – все жители лесовъ и кустарниковъ проводили этотъ день въ мире; пятнистый олень безстрашно пасся рядомъ съ тигрицей, кормившей своихъ детенышей; лань пила изъ озера рядомъ съ хищнымъ зверемъ; серые зайцы бегали подъ скалой орла, а онъ только чистилъ острый клювъ о лениво опущенное крыло; змея развертывала на солнце свои блестящия кольца и прятала ядовитые зубы; балабанъ не трогалъ зяблика, строившаго себе гнездо; изумрудная гальциона, зимородокъ, смотрели задумчиво на игравшихъ рыбъ; щурка не ловила бабочекъ, хотя оне порхали вокругъ ея ветки, сияя пурпуромъ, лазурью и янтаремъ; духъ нашего учителя почивалъ на людяхъ, птицахъ и зверяхъ, хотя самъ онъ сиделъ подъ деревомъ Боди, прославленный победой, одержанной на благо всемъ, озаренный светомъ более яркимъ, чемъ светъ солнца.
Наконецъ, онъ всталъ лучезарный, радостный, могучий и, возвысивъ голосъ, произнесъ во всеуслышание всехъ временъ и мировъ:
«Многия обители жизни удерживали меня, непрестанно ищущаго того, кто воздвигъ эти темницы чувственности и скорби. Тяжела была моя неустанная борьба! Но ныне, о строитель этихъ обителей, я знаю тебя! Никогда более не удастся тебе вновь воздвигнуть эти приюты страданий, никогда не доведется тебе укрепить еще разъ своды обмана, никогда не сможешь ты поставить новые столбы на ветхие устои! Разрушено твое жилище, и кровля его разметана! Обольщение воздвигло ихъ! Невредимымъ выхожу я, обретая спасение».
Книга седьмая
Печально жилъ эти долгие годы царь Суддходана среди своихъ верныхъ Сакьевъ, томясь желаниемъ снова увидеть сына, услышать его голосъ.
Печально жила въ эти же годы и прекрасная Ясодхара-вдова живого мужа, не зная никакихъ радостей жизни, оплакивая своего повелителя-царевича.
При всякомъ известии о вновь появившемся отшельнике, встреченномъ въ дальнихъ странахъ вожатыми верблюдовъ или продавцами, выбирающими ради выгоды мало посещаемыя дороги, царь посылалъ гонцовъ, привозившихъ ему разсказы о какомъ-нибудь святомъ мудреце, жившемъ уединенно, вдали отъ родины; но никто ничего не говорилъ о немъ, венце славнейшаго рода Капилавасту, о немъ-гордости и надежде царя, предмете любви нежной Ясодхары, – никто ничего не зналъ о немъ-далекомъ страннике, забывшемъ теперь, быть можетъ, свою родину, изменившемуся, умершемъ.