Свет без тени

– Нет, не считаю. Однако нельзя сваливать всю вину на врачей, которые живут частной практикой.

– Но разве не главный врач приказал выкинуть больного вон?

– Лишь потому, что Тода не платил… Но ведь теперь все уладилось? Ты же внес за него деньги, только…

– Что «только»?

– Врача не должны связывать с больным подобные отношения.

– Почему? Что плохого, если врач заплатит за бедняка?

– Плохо ли, хорошо ли – разве вопрос в этом? – Наоэ задумался. – Отношения между врачом и пациентом должны быть строго официальными.

– Согласен. Но в данном случае ничего другого не оставалось.

– Надо различать, кому можно и нужно помогать и сочувствовать, а кому…

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что вряд ли двадцатипятилетний оболтус, устраивающий дебоши в ресторанах, настолько уж нищ.

– Но ведь он действительно не смог заплатить…

– Ладно. Делай как знаешь. Наоэ снова взялся за газету.

Кобаси постоял, задыхаясь от клокотавшего в нем гнева, затем нагнулся за портфелем.

– Всего доброго.

– Благодарю за труды, – отозвался Наоэ. Удаляющаяся спина Кобаси выглядела весьма воинственно.

На западе погасло солнце, и в комнате быстро сгустилась тьма. В стиснутом бесчисленными домами Токио не увидишь закатного солнца, лениво повисшего над линией горизонта. Оно медленно спускается по небосводу, все ниже и ниже, а потом мгновенно наступает ночь.

Наоэ снова прилег на диван и принялся за газету. После ухода Кобаси в ординаторской, кроме Наоэ, никого не осталось. Наоэ потянуло в сон. Утреннее недомогание еще давало себя знать. Он задремал и не заметил, как вошла Норико.

– Вам не темно?

Она щелкнула выключателем. Помигав, под потолком одна за другой вспыхнули лампы дневного света. Наоэ лежал, прикрыв лицо газетой.

– Инструменты готовы. Как только больная приедет, можно приступать.

Наоэ убрал газету и, щурясь, посмотрел на лампы.

– Спали?

– Нет.

– Наверное, еще не ужинали? Я принесу.

– Пока не надо.

– Вы сегодня дежурите?

– Да, поменялся с Кавахарой.

– Надо было и мне поменяться.

Норико искательно заглянула в лицо Наоэ, но тот продолжал смотреть в потолок невидящими глазами. Норико несколько минут наблюдала за ним, потом подошла и присела на краешек дивана.

– Что-то вы в последнее время очень похудели. Наоэ неопределенно хмыкнул.

– Давно не взвешивались?

– Давно.

– Даже ключицы видно… – Норико с нежностью оглядела Наоэ.

– Кто из сестер дежурит сегодня? – Наоэ медленно поднялся. Оттого что он лежал, волосы его были взъерошены.

– Сугиэ и Наканиси. Кто будет ассистировать на операции? Я?

– Да, конечно.

В коридоре зашуршали шаги; в дверь постучали. Норико вздрогнула и кинулась собирать со стола чашки.

В комнату вошла Мураками.

– Только что звонили от какой-то Ямагути, просили передать, что она уже в аэропорту Ханэда, едет прямо в клинику.

– Ясно.

Мураками метнула исподлобья взгляд на составлявшую чашки Норико и вышла.

– Она доберется сюда часам к семи. Значит, операция начнется в половине восьмого?

– Думаю, да.

Норико принялась мыть чашки.

– Интересно, кто же ее любовник?

Наоэ молчал. Пригладив волосы, он подошел к окну и сквозь щель между шторами поглядел на улицу.

– Не боитесь оперировать такую знаменитость?

– Чего мне бояться?

– А вдруг что-нибудь получится неудачно… Представляете, какой поднимется шум?

– Что артистки, что певицы – все устроены одинаково.

– Конечно, но…

– Пожалуй, прилягу, отдохну еще немного.

Наоэ снова лег. Норико, домыв чашки, убрала их в стенной шкаф.

– Может, чаю или кофе?

– Нет, не надо.

– Тогда я спущусь, подготовлю операционную. Норико встала и пошла к двери, но у порога остановилась.

– Вы свободны завтра?

– Завтра?

– Можно мне прийти к вам?

– Приходи.

– Тогда в семь!

С посветлевшим лицом она вышла из комнаты.

Дзюнко Ханадзё приехала в клинику немногим позже семи. Светло-дымчатые очки, черный с белой отделкой вельветовый жакет и черные кашемировые брюки, через руку – пальто миди. Любому с первого взгляда ясно, что это не простая смертная.

– Это Ямагути. Доктор Наоэ здесь?

К регистратуре подошел грузный мужчина в ярком полосатом пиджаке. Дежурная Сидзуё Иино, оглядев обоих, сняла трубку.

Когда Наоэ спустился вниз, Дзюнко и импресарио покорно ждали его, сидя рядышком на стульях.

– Извините, что мы так поздно.

Импресарио встал и представил Дзюнко. Она торопливо сняла очки и поклонилась.

– Программа в Фукуоке была очень напряженной, потому и задержались. Простите, – снова извинился импресарио. Дзюнко, потупившись, сложила на коленях сверкавшие маникюром руки.

– Что-то Ханадзе-сан бледненькая. – Наоэ искоса взглянул на худенькое личико Дзюнко. Он нередко видел ее по телевизору, но сейчас, рядом, ее лицо, почти не тронутое косметикой, казалось неправдоподобно маленьким и утомленным.

– Последние дни были очень тяжелыми. Правда, она немного отдохнула в самолете, – ответил за Дзюнко импресарио.

– Не ужинали?

– Нет. Перед отлетом она съела только салат и выпила чашечку кофе.

Дзюнко, точно подтверждая его слова, кивнула.

– Тогда все в порядке, можно давать наркоз.