Свет без тени

– Ей-то, я думаю, пока бояться нечего. Сейчас она в самом зените славы, но…

– Выходит, у нее никогда не найдется времени для собственного здоровья?

– Что поделаешь… – Импресарио ссутулился. – Вообще считают, что предел популярности – три месяца. Ни один шлягер дольше не держится в моде. А с той поры, как Дзюнко спела «Сезон бабочек», прошло уже больше двух месяцев.

– И теперь ей срочно требуется новая песня?

– Да. – Импресарио невесело вздохнул.

– Но так же не может продолжаться вечно, посмотрите, какая она бледная. И кровотечение у нее, возможно, из-за малокровия.

– Что, до сих пор?

– Да. Никак не прекращается.

– Плохо…

Импресарио нервно тряс жирным коленом.

– А нет ли какого-нибудь лечения попроще?

– Можно ограничиться удалением узлов, но это не решит проблему.

– А хоть поможет?

– Ненадолго.

– Сколько потребуется времени?

– Думаю, недель двух хватит. Импресарио поднял глаза к потолку.

– Тогда, может, покончить с этим одним махом?

– Пожалуй…

– Если сделать операцию прямо сейчас, значит… значит… она пробудет в клинике в общей сложности три недели?

– Совершенно верно.

– Три недели? Тогда же никто не поверит статье в «Сюкан лейди»!

В комнату стремительно вошел Кобаси. Он мельком взглянул на разговаривавших, взял фонендоскоп и тотчас вышел. Следом за ним поспешила Норико.

– Я немедленно переговорю обо всем с нашим боссом и Ханадзё.

– Лучше бы, конечно, провести более основательное лечение. Ну а уж если никак невозможно, обойдемся простейшей операцией. Это все же лучше, чем ничего.

– Постойте. А что мы придумаем теперь? Какую болезнь? Ведь одно упоминание слова «геморрой» может разрушить миф об очаровательной Ханадзё.

– Ну что за больная! Сплошные сложности.

– Уж извините. – Импресарио смиренно склонил голову.

– Мы ничего не будем менять в нашей официальной версии.

– То есть?

– Удалили аппендикс. Но упустили время, начался перитонит, и заживление идет плохо. Это, я думаю, всех устроит.

– Я все же должен посоветоваться с боссом, да и с самой Дзюнко.

– Пожалуйста. Только поскорей. У нас тоже свои планы. Мы должны знать заранее.

– Непременно.

Импресарио поднялся и, поблагодарив Наоэ, вышел из комнаты.

Осеннее небо уже затягивалось вечерней пеленой. Наоэ стоял у окна, следил за проплывавшими в вышине красноватыми облачками. В его темнеющем на фоне окна силуэте ощущалась страшная усталость.

Когда он наконец оторвал взгляд от окна и оглянулся, в комнате медсестер оставалась только Акико Такаги. Остальные давно разошлись по домам.

– Дежуришь сегодня?

– Да.

Руки Акико, перебиравшие бумажки, на мгновение замерли. Она выжидательно взглянула на Наоэ, будто не решаясь заговорить.

– Я хотела…

– Что?

– Я хотела извиниться за все эти неприятности…

– Какие еще неприятности?

– Конечно, доктор Кобаси допустил ужасную оплошность…

– А ты тут при чем?

– В тот вечер к телефону первой подошла я. Мне нужно было сначала точно выяснить, кто звонит. Тогда бы ничего не случилось, – выпалила Акико на одном дыхании. – Так что виноват не только доктор Кобаси.

– Поня-я-ятно.

– Доктор Кобаси все принимает слишком всерьез.

– Ладно, не волнуйся.

– А можно мне вас кое о чем спросить?

– Спрашивай.

– Я насчет Тоды.

– Тоды? – озадаченно повторил Наоэ.

– Да. Того якудза, которому разбили бутылкой голову. Вы еще ему швы накладывали.

– А-а… А что с ним такое?

– Вы хотели его выписать, потому что он не платит, а доктор Кобаси сказал, что выписывать рано, и взял на себя все расходы…

– Он что, действительно платит за него?

– Он одолжил ему тридцать тысяч, на время, пока родители не пришлют. Только что-то не похоже, чтоб ему когда-нибудь пришел перевод.

Наоэ молча ждал продолжения.

– А теперь и эти тридцать тысяч кончились. И доктор Кобаси опять собирается дать ему денег.

– Тоду вполне можно выписывать.

– Он утверждает, что ему нечем платить и за амбулаторное лечение.

– Кобаси собирается платить даже за это?

– Он говорит: «А что поделаешь, придется…»

– Пожалуйста, ужинать! – разнесся по коридору голос поварихи.

– Этим должен заниматься Отдел благосостояния или Совет по контролю над общественным благополучием, но отнюдь не врачи.

– Я ему твержу то же самое, а он и слушать не желает.

– Ну а что же ты хочешь от меня?

– Может, вы скажете доктору Кобаси, чтобы он этого не делал?

По коридору потянулись спешившие на ужин больные.

– Бессмысленно. Он меня все равно не послушает.

– Ну что вы! Он вас очень уважает.

– Можно сделать только то, что возможно сделать.

– Сэнсэй…

Наоэ резко отвернулся от Акико и вышел из комнаты.

Не успел Наоэ, вернувшись в ординаторскую, присесть на диван и закурить сигарету, как в комнату торопливыми шагами вошел Кобаси.

– Как там Уэно?

– После озноба снова начался жар. Сейчас у него тридцать восемь и две.

– Ясно.

– Он очень бледный, но, если приглядеться, кожа чуть отливает в желтизну. Функциональные печеночные пробы показали повышенное содержание билирубина.

– А как анализ крови?

– Гемоглобин – восемьдесят, не такой уж низкий, а вот эритроциты значительно ниже нормы. Явное малокровие.

– Это я уже читал в истории болезни. Как формула крови?