Свет былого

Спустя два года неповоротливые жернова правосудия сдвинулись с места, и Верховный суд утвердил решение Харпура. Приговор был приведен в исполнение. То же самое, только в неизмеримо меньших масштабах, часто происходило в спорте, и единственно возможным, единственно реальным выходом было положение «арбитр всегда прав» – что бы ни показали потом камеры или медленное стекло.

Несмотря на утверждение приговора, а может быть, именно поэтому пресса так и не подобрела к Харпуру. Он умышленно не обращал внимание на то, что о нем говорили и писали. Все эти пять лет его поддерживала уверенность в правильности принятого решения. Сейчас ему предстояло узнать, было ли оно таковым.

Хотя момент истины уже пять лет маячил на горизонте, с трудом верилось, что через считанные минуты все выяснится. Эта мысль вызвала в груди щемящую боль, и Харпур на миг остановился, чтобы перевести дыхание. В конце концов, какая разница? Не он создает законы – откуда это чувство личной причастности?

Ответ пришел быстро.

Судья не мюжет быть равнодушным, потому что является частью закона. Именно он, а не некое абстрактное воплощение правосудия вынес приговор Эвану Рэддолу – и потому остался работать вопреки советам врачей. Если совершена ошибка, он не имеет права уйти в кусты. Ему держать ответ.

Новое понимание, как ни странно, успокоило Харпура. Он заметил, что улицы необычно оживлены для позднего вечера. Центр был буквально забит иногородними машинами, а тротуары переполнены пешеходами, причем, судя по тому, как они глазели по сторонам, – не местными жителями. В густом воздухе плыл запах жарящихся бифштексов.

Харпур удивлялся такому столпотворению, пока не обратил внимание, что людской поток движется к полицейскому управлению. Люди не изменились с тех пор, как их притягивали арены, гильотины и виселицы. И пускай не на что смотреть – зато они рядом с местом происшествия, и одного этого достаточно, чтобы насладиться извечной радостью продолжающейся жизни в то время, как кто-то только что свел с ней счеты. Опоздание на пять лет значения не имело.

Даже сам Харпур, захоти он того, не смог бы попасть в подвальное помещение. Там стояли только записывающая аппаратура и шесть кресел с шестью парами специальных биноклей – для правительственных наблюдений.

Харпур не рвался увидеть преступление собственными глазами. Ему нужно было только узнать результат – а потом долго-долго отдыхать. Мелькнула мысль, что он ведет себя совершенно неразумно – вылазка к полицейскому управлению требовала большого напряжения и таила для него смертельную опасность, – и все же он не мог поступить иначе. «Я виновен, – внезапно подумал Харпур, – виновен, как...»

Он вышел на площадь, где находилось здание управления, и стал пробиваться сквозь изматывающую толчею. Вскоре впитавшая пот одежда так сковала движения, что он едва отрывал ноги от земли. И в какой-то момент этого долгого путешествия возник крадущийся по пятам скорбный друг с раскаленной добела иглой.

Добравшись до нестройных рядов автомобилей прессы, Харпур понял, что пришел слишком рано – оставалось по меньшей мере полчаса. Он повернулся и начал двигаться к противоположной стороне площади, когда его настигла боль. Один точный укол, и Харпур пошатнулся, судорожно хватаясь за воздух.

– Что за!.. Поосторожней, дедуля!

Зычный голос принадлежал верзиле в светло-голубом комбинезоне, смотревшему телевизионную передачу. Пытаясь удержаться на ногах, Харпур сорвал с него очки-приемники. В стеклах, словно зарево далеких костров, полыхнули крошечные картинки, из наушника выплеснулась музыка.

– Простите, – выдавил Харпур. – Я споткнулся. Простите.

– Ничего... Эй! Вы случайно не судья...

Здоровяк возбужденно потянул за локоть свою спутницу, и Харпур рванулся вперед. «Меня не должны узнать», – панически пронеслось в голове. Он зарывался в толпу, теряя направление, но через несколько шагов игла вновь настигла его, вошла до самого конца. Площадь угрожающе накренилась, и Харпур застонал. «Не здесь, – взмолился он, – не здесь. Пожалуйста».

Каким-то чудом он сумел удержаться на ногах и продолжал идти. Прямо под боком, и одновременно бесконечно далеко, звонко и беспечно рассмеялась невидимая женщина. На краю площади боль вернулась еще более решительно – один укол, второй, третий. Харпур закричал, ощутив, как сжимается в спазме сердце.

Он начал оседать и тут почувствовал, как его подхватили крепкие руки. Харпур поднял глаза на смуглого юношу. Красивое, озабоченное лицо, видневшееся сквозь красноватую пелену, казалось странно знакомым. Харпур силился заговорить.

– Ты... Ты – Эван Рэддол? Темные брови удивленно нахмурились.

– Рэддол? Нет. Никогда не слыхал. Пожалуй, надо вызвать скорую помощь.

Харпур сосредоточенно думал.

– Верно. Ты не можешь быть Рэддолом. Я убил его пять лет назад. – Затем громче: – Но если ты не слыхал о Рэддоле, что тебе здесь делать?

– Я возвращался из кегельбана и увидел толпу.