Свет человеков

От этого дня в памяти осталось несколько разрозненных эпизодов: мы сидим на берегу, как и в первый день приезда. По острову гуляет ветер. В отдалении компания кроликов затеяла веселую чехарду. Через весь остров, торопясь к морю, ползут разноцветные ужи. Над маяком дерется стая чаек. Откуда они успели налететь? Сыплются вниз белые перья и пух. Чапа поднимается и идет к воде. «Чапа! Чапа!» — не слушается. Бог с ней! Сколько перьев… Вон и еще одна стая. Откуда все-таки они летят? Против солнца ничего не видно.

К морю нас сопровождала Чапа. Когда до берега осталось метров тридцать, из-за скалы вышел ребенок, которого мы с Лотом видели у старика, и спотыкающейся походкой молча прошагал мимо. Я взлетел на скалу и увидел еще двух человек. Они также заметили меня, остановились, и один из них, старший, махнул мне рукой, после чего они продолжили путь. В пожилом человеке, издалека махнувшем мне рукой, я с ужасом узнал нашего с Лотом отца.

Я стоял и смотрел, как они шли в мою сторону. Видел, что у Лота обгорело плечо комбинезона, а у отца расшнуровался ботинок. Потом вдруг раздается низкое гудение, словно где-то заработал огромный генератор, как в кинотеатре, включается звук, и кинолента жизни начала раскручиваться перед моими глазами: я увидел себя рядом с братом в роскошном белом автомобиле, который мчал по не просохшему еще утреннему шоссе.

— …Держи себя посолиднее. Синюю папку не забыл? — говорил Лот, не отрывая взгляда от дороги и чуть поигрывая рычагом переключения передач. Особенно с речью не тяни, но и не глотай фраз. Цветы сразу же отдай девочкам. Увидишь, там будут очень красивые девочки!..

Из-за поворота набежала и унесся назад большой шит с надписью на немецком языке: «ГАМБУРГ».

Вдруг шоссе ушло вбок, как это бывает при автомобильной катастрофе, мелькнуло нечто наподобие склейки, какие, если приглядеться, можно разглядеть при демонстрации любительского фильма, и очертился фюзеляж занесенного снегом самолета, цепочка голубых следов за горизонт.

— …Нужно первому заметить, что ты уже стал смешон, — говорил отец Лоту. Они все так же продолжали идти в мою сторону. — Только в юности что-то по-настоящему понимаешь. А дальше всю жизнь живешь дурак дураком. А что потом? Но ведь человек не умирает. В этом все дело. Или, если хочешь, смысл. Нужно только первому заметить, что ты уже стал смешон…

Они подходят ближе, и я вижу, что в одной руке лот держит бутылку «Пепси», закрытую сверкающей на солнце жестяной пробкой, а в другой — белый бумажный стаканчик.

Не разбирая дороги, я взлетел на скалу… И тут опять перед глазами проскочило нечто вроде склейки, и все исчезло. Тучи неслись над головой. Я стоял на скале и ждал брата…

«ВЕЧЕР. ЛОТА НЕТ ДО СИХ ПОР».

На этой записи дневник обрывается. Память же постоянно подводит меня: то она услужливо предлагает всевозможные странные события, пугающие своей отчетливостью, то напрочь отказывается помогать мне. Лот, и до этого дня замкнутый, ушел в себя совершенно и целыми днями сидит неподвижно, оставляя вокруг костра свои «следы» — многочисленные банки со спитым чаем, по которым можно заключить, что он интенсивно о чем-то размышляет. А я научился по своему желанию мысленно входить в Поток. Когда я в него вхожу, то чаще всего слышу один и тот же непрекращающийся спор: о Времени и Назначении. Спорят два голоса, чем-то похожие на наши с Лотом.

— Прямолинейное и равномерное движение, — говорит один. — И именно в этом я вижу существование выбранного ими пути.

— Не согласен, — возражает ему второй голос. — Волею судьбы однажды начав движение, теперь они обречены крутиться, как мотоциклисты в аттракционе под куполом. У них нет ни пути, ни цели.

— Видимо, цели и в самом деле нет. Но путь все же есть, — говорит первый голос.

— Да нет у них никакого пути! — опять возражает второй.

И тут в разговор вмешивается третий голос, хрипловатый, постарше, похожий на голос отца:

— Тут кто-то из вас сказал «судьба»? То есть, иначе говоря, то, что им транслируется? «Зачем арапа своего младая любит Дездемона, как месяц любит ночи мглу?..» Или что-нибудь в этом же роде?..

На этом разговор, как правило, прерывается. И тогда первый голос осторожно спрашивает:

— Но встает их же законный вопрос о курице и яйце: Всемогущая ли породила человека, или же человек придумал Всемогущую?..

На этом разговор окончательно глохнет, и я выхожу из Потока и вижу ушедшего в себя Лота.

Кто они, те, чьи голоса я слышу? Призраки? Нелюди? Люди? Кто? Или, может быть, я болен? А мой брат? Он ведь их тоже слышит! Мне страшно. И хочется, чтобы как только я закрою глаза…